Б) 200‑ю тбр без одной танковой роты к рассвету 8.7.43 г. вывести в район восточной окраины Верхопенье и занять рубеж МТС, далее на восток, обеспечивая прикрытие дороги, идущей из Верхопенья на обояньское шоссе (иск.) выс. 242.1.

Задача: не допустить прорыва противника из направления Луханино, Красная Дубрава на Обоянь, вдоль реки Пена и шоссе. Быть готовой контратаковать в направлении Березовка, Сырцево, Красная, Дубрава, Сухо — Солотино. [693]

В) 22‑й тбр после сдачи участка 6‑й мсбр к утру 8.7.43 г. сосредоточиться в ур. Толстое (2 км юго–восточнее Новенькое), в готовности контратаковать в направлении Меловое, Чапаев, Раково, Шепелевка, Сырцево, Верхопенье.

3. Слева на рубеже (иск.)Луханино, Сырцево, ур. Щенячий, (иск.) Красная Поляна — части 3‑го мкс 112‑й тбр»{650}.

Все последующие приказы и распоряжения командования 6‑го тк вытекали из приведенного выше приказа. И ни в одном документе 1‑й ТА или ее корпусов нет даже намека или упоминания, что они готовились или их войска планировалось использовать в контрударе. Да и странно было бы, если бы оказалось наоборот. Ведь, по сути, контрудар проводился для облегчения удержания рубежей 1‑й ТА. Ее соединения с трудом держали рубежи, а выполнять сразу две задачи: сдерживать противника и одновременно вести крупномасштабные наступательные бои — были не в состоянии. И Н. Ф. Ватутин это прекрасно понимал.

Командование 4‑й ТА в течение минувших суток также вело напряженную работу по планированию и подготовке дальнейшего наступления. Перед войсками армии стояла сложная, но очень важная задача — уничтожение советских танковых сил перед фронтом 48‑го тк и 2‑го тк СС на участке обояньское шоссе — Покровка, Большие Маячки — Грезное — Кочетовка. С того момента, как возникла эта идея, произошел ряд событий, которые существенно осложнили реализацию задуманного Готом окружения. Касались они в первую очередь его «ударной триады» — танков, авиации и артиллерии.

У командования армии и раньше не было иллюзий относительно цены, которую придется платить ее танковым соединениям за преодоление рубежей русских, но никто не ожидал, что убыль техники за такое короткое время окажется столь значительной. Так, на утро 8 июля в корпусе Хауссера вышло из строя 47 % танков и штурмовых орудий. Из 578 танков и штурмовых орудий, числившихся на 4 июля во 2‑м тк СС, утром 8 июля в строю было 306 танков и самоходных орудий{651}. Еще тяжелее были потери у Кнобельсдорфа. Его ударное соединение — бригада Штрахвица была обескровлена. Согласно записи в журнале боевых действий 4‑й ТА, во второй половине дня 7 июля из более 300 танков, которыми располагал Хейерляйн в первый день «Цитадели», исправными числились лишь 80. А по донесению штаба «Великой Германии» в ее танковом полку на 24.00 7 июля боеспособными осталось менее трети боевых машин — 31, в том числе один «тигр». Несколько [694] лучше было положение с техникой в 11‑й тд. По ее докладу, на 24.00 она располагала 67 танками, готовыми к бою. Численность остальных бронетанковых частей и соединений штаб 48‑го к исходу 7 июля лишь уточнял. Так, в течение суток не могла получить достоверных сведений о состоянии своего полка 3‑я тд, а бригада «пантер» находилась, без преувеличения, в катастрофическом положении. К полуночи 7 июля исправными в ней оказалось около 40 «пантер».

При таком состоянии танкового парка рассчитывать на полный успех уничтожения русских подвижных соединений перед фронтом армии мог лишь большой оптимист, каковым Гот никогда не был. Но это была лишь часть проблем, возникших перед ударной группировкой Манштейна. Вечером 7 июля поступило распоряжение Верховного командования о передаче значительной части сил 8‑го ак в ГА «Центр». Генерал Зайдеман вспоминал:

«В результате провала наступления 9‑й армии в районе Орла и невозможности осуществить прорыв как планировалось, вечером 7 июля 8‑му авиакорпусу были отданы приказы, в соответствии с которыми в 1‑ю авиадивизию 6‑го воздушного флота, поддерживающего 9‑ю армию, были переданы следующие соединения:

две группы 3‑й истребительной эскадры,

три группы 2‑й штурмовой эскадры,

две группы 3‑й бомбардировочной эскадры.

Это перемещение означало сокращение численности истребителей на 40 %, на 50 % уменьшение штурмовых частей и 30 % сокращения численности бомбардировщиков 8‑го авиакорпуса»{652}.

В условиях сокращения численности танкового парка и авиасоединения, поддерживавшего армию, возрастала роль всех видов артиллерии. Но ее подразделения тоже несли потери, особенно дивизионы штурмовых орудий, а в 4‑й ТА артсредств и без того было мало. В силу этих причин, судя по документам, в этот момент каждая батарея у командования дивизий и корпусов противника была на счету, так как кроме боевых групп ею необходимо было усиливать мотопехотные части, прикрывавшие все более растягивающиеся фланги.

Вечером 7 июля и ночью 8‑го Гот получил данные авиаразведки о подтягивании противником новых танковых соединений на фронте Хауссера. Зайдеман вспоминал:

«В тот день (7 июля. — В. З.) наши самолеты разведки обнаружили значительные передвижения русских вдоль железной дороги Белгород — Курск, в лесах к востоку от нее… Ночная [695] разведка раскрыла еще большие передвижения в районе вокруг Корочи, как же как и северо–восточнее Прохоровки.

… К 8 июля наши ночные разведывательные полеты снова принесли данные о значительном движении к линии фронта русских»{653}.

Анализируя ситуацию, Гот понял: с «Цитаделью» начинают возникать очень серьезные проблемы, наступление дает существенные сбои, потери растут, а о резервах и думать не приходится. Судя по его дальнейшим шагам, вероятно, он уже не раз отметил для себя, что действия противника им были просчитаны в основном правильно и корректировка плана наступления, произведенная в мае, по его предложению, себя оправдала. Верным оказался и расчет на уничтожение в первую очередь подвижных резервов русских. Учитывая это, жесткий и целеустремленный характер Гота не позволял ему опускать руки перед возникшими трудностями. Несмотря на неблагоприятные условия, он все же верил, что сражение 8 июля должны выиграть его войска. И хотя русские заметно потрепали его дивизии и бригаду «пантер» уже невозможно, как предполагалось, повернуть на помощь Хауссеру (Кнобельсдорфу самому, похоже, скоро потребуется помощь), к рассвету в корпусах будет в строю не менее 500 танков — это большая сила! И если их правильно и рационально использовать, концентрируя на узких участках при поддержке авиации, то вполне возможно добиться весомых результатов. Этот вывод красной нитью проходил в боевых документах корпуса за 8 июля.

Несмотря на то что в руках немецкой разведки оказались данные о расположении советских танковых частей и соединений, а также о районе развертывания двух отельных танковых корпусов Воронежского фронта, противник до 8 июля толком так и не понял, где и какие соединения перед его фронтом действуют. После изучения захваченных на поле боя 6 июля документов командование 2‑го тк СС установило, что ему противостоит 5‑й гв. Стк. По показаниям пленных, в 6 км юго–западнее Прохоровки, а также в районе Беленихина находились склады боеприпасов и продовольствия. Вероятно, в штабе Хауссер решил, что район Прохоровки — это место базирования этого соединения. А зафиксировав переброску сил 31‑го тк на фронт Покровка — Грезное, немцы решили, что это проводится рокировка бригад корпуса Кравченко для нанесения ударов по левому флангу 2‑го тк СС, а его тылы остались в районе юго–западнее Прохоровки. Поэтому в документах участок обороны 31‑го тк немцы упорно именовали районом действий [696] «5‑го русского (Сталинградского) танкового корпуса». Именно это соединение, вместе с 6‑м тк, планировалось окружить и уничтожить 8 июля силами дивизий Хауссера и фон Кнобельсдорфа. Подготовка к этой операции началась уже в ночь на 7 июля. В 1.13 командир 2‑го тк СС получил приказ № 3 командующего армией, в котором Гот излагал свой замысел и ставил конкретные задачи корпусам: