клала перед тарелкой, чтобы на глазах был, и не только караулила его, пока ела, но и радовалась на него. Но он его не тогда украл, она говорит, что вставила его на место, когда кончила завтракать, и я ей верю, — она никогда про него не забывает, потому что он — ее гордость, он ценный, он слишком ей дорого обошелся, вы бы тоже небось не могли поставить где-нибудь своего дерьмового коня, который вам наверняка в тыщу раз дороже обошелся, чем золотой зуб, а потом вдруг забыть про него…

— Да не забывала я, — сказала Минни. — Я его сразу после завтрака и вставила. Как сейчас помню. Только я до того вымоталась, вся разбитая была…

— Это верно, — сказала мисс Реба. Теперь она обращалась к Эверби. — Я, похоже, была здорово не в себе, когда вы вчера ночью ввалились. Только к рассвету очухалась, решила — хватит, уже солнце всходило, когда я наконец уговорила Минни глотнуть как следует джина, проверить, заперта ли входная дверь, и пойти спать, а сама поднялась наверх, и разбудила Джеки, и велела ей не отпирать дверей — пусть хоть все ублюдки южнее Сент-Луиса себе кулачищи обобьют, никого не впускать до шести вечера. Так что Минни пошла спать в свою кладовку около задней веранды, и я сначала думала, что она не заперлась.

— Как же не заперлась, — возразила Минни. — Раз там пиво хранится. Я все время ту дверь на ключе держала с первой минуты, как опять этот парень приехал, я его с прошлого лета запомнила.

— Ну вот, — сказала мисс Реба, — вымоталась и спала, как убитая, и дверь была заперта, и она ничего не чувствовала, пока…

— Пока не проснулась, — сказала Минни. — Я до того устала и вымоталась, что уснула, будто провалилась куда-то, знаете, как бывает. Лежу, и показалось мне, будто во рту что-то не так. Но я подумала, может, какой кусочек застрял, хоть я и аккуратно ем, но когда я встала и подошла к зеркалу и посмотрела…

— Удивляюсь, как ее в Чаттануге не услыхали, не говорю уж в Паршеме, — сказала мисс Реба. — А дверь-то заперта…

— Это он! — сказала, выкрикнула Минни. — Я точно знаю! Он каждый день ко мне приставал: сколько зуб стоит, да почему бы мне его не продать, да сколько за него можно получить, да куда бы я снесла его продавать…

— Все ясно, — сказала мисс Реба. — Потому и орал утром как бешеный, когда узнал, что он не домой, а с тобой в Паршем поедет, — она обращалась к Эверби. — Значит, как он заслышал гудок паровоза, так сразу и сбежал, верно? Куда, по-твоему, он девался? Потому что я лопну, а Миннин зуб верну.

— Мы не знаем, — сказала Эверби. — Он пропал из дрожек примерно в половине шестого. Мы думали, он нас тут ждет, больше ему некуда деться. Но пока не нашли.

— Значит, плохо искали, — сказала мисс Реба. — Такого свистом не выманишь. Такого только выкурить можно, как крысу или змею. — Управляющий вернулся. — Ну как, все в порядке? — спросила мисс Реба.

— Да, миссис Бинфорд, — ответил управляющий. Миссис Реба поднялась.

— Отведу Минни и посижу с ней, пока не заснет. А потом я бы хотела поужинать, — сказала она управляющему. — Что у вас там найдется, то и ладно.

— Уже поздновато, — сказал управляющий. — Ресторан уже…

— А дальше еще позднее будет, — сказала мисс Реба. — Что у вас найдется, то и ладно. Пойдем, Минни. — Они с Минни ушли. Управляющий тоже. Мы остались стоять, никто из нас не сел; она (Эверби) тоже стояла как вкопанная — крупная девушка, которой неподвижность была к лицу и горе тоже, пока оно выражалось вот так — неподвижно. Вернее, не столько горе, сколько стыд.

— Что он там видел на ферме, — сказала она. — Вот я и думала… Прошлым летом на недельку его забрала. И нынче тоже, а когда вы все приехали, я как увидела Люция, сразу поняла: мне же и хотелось, чтобы Отис был именно таким, только я не умела объяснить, научить его. Вот я и решила: может, если он побудет с Люцием хоть песколько деньков…

— А как же, — сказал Бун. — Воспитание. — Он неуклюже подошел к ней. На этот раз он не сделал попытки обнять ее. И вообще не хватал ее. Он просто похлопал ее по спине; с виду почти с такой же силой, так же безразлично и тяжело, как хлопал его самого Бутч. Но только с виду. — Все в порядке, — сказал он. — Это ничего. Тебе хотелось как лучше. Ты все правильно делала. А теперь пошли. — Тут опять появился официант.

— Ваш кучер в кухне, сэр, — сказал он. — Говорит, должен сказать что-то очень важное.

— Мой кучер? — переспросил Бун. — Нет у меня никакого кучера.

— Это Нед, — сказал я, уже шагнув к двери. Эверби шагнула тоже, опередив Буна. Мы пошли за официантом в кухню. Нед стоял вплотную к кухарке, необъятной негритянке, которая вытирала около раковины тарелки. Он говорил:

— Ежели ты, красавица, о деньгах беспокоишься, так ты как раз на того… — Тут он увидел нас и с ходу прочел мысли Буна: — Успокойся. Он тут, у Пассемов. Что он опять натворил?

— Кто? — спросил Бун.

— Отис, — сказал я. — Нед его нашел.

— И не думал, — сказал Нед. — Я его и не терял. Его собаки дядюшки Пассема нашли. Час назад загнали на акацию за курятником, а Ликург его оттуда снял. Он со мной не пожелал ехать. Похоже, он никуда пока уходить не собирается. Что он опять натворил? — Мы рассказали ему. — Она, значит, тоже тут, — сказал он. Потом тихонько добавил: — Хи-хи-хи. — Потом сказал: — Значит, я его уже не застану у Пассемов.

— Как это? — спросил Бун.

— А тебя бы я застал, будь ты на его месте? — сказал Нед. — Он знает, что девушка уже проснулась и хватилась зуба. Ну, а с мисс Ребой он тоже хорошо знаком, знает — она не успокоится, пока его не сцапает, и не перевернет вверх тормашками, и не вытряхнет из него этот зуб. Я ему сам выложил, куда на муле еду, и всякий ему скажет, когда приходит поезд и сколько времени нужно, чтобы до станции добежать. Сидел бы ты на месте, ежели бы спер зуб?

— Ладно, — сказал Бун. — Что он с ним делать собирается?

— Будь это кто другой, — ответил Нед. — он бы мог сделать одно из трех: продать, или спрятать, или отдать кому попало. Но раз это он, то может сделать одно из двух: продать или спрятать;