деле нет ничего более социального чем армия, формируемая по принципу всеобщей воинской обязанности, в которой бедный и богатый, офицер и рядовой вместе стояли в одном строю и доказали беззаветными подвигами в годы мировой войны существование такого товарищества и такого чувства солидарности, которого не знала история».

По ряду социально-политических вопросов Шлейхер высказался более конкретно. Он приветствовал решение рейхстага аннулировать социально-политическую часть декрета от 4 сентября и сообщил, что его кабинет днем ранее признал утратившим силу основывавшийся на ней декрет от 5 сентября. Дальнейшее понижение доходов рабочих рейхсканцлер характеризовал как то, что «нельзя далее переносить в социальном плане и что не является целесообразным с экономической точки зрения». Его правительство, отмечал Шлейхер, выступает сторонником социального страхования и сделает все, чтобы поддерживать страховщиков в работоспособном состоянии. Одобрив одно из требований социал-демократов, рейхсканцлер объявил об организации особой «Зимней помощи» для безработных, которая должна была сопровождаться удешевлением свежего мяса и бытового угля. Во внешнеполитической части своей речи Шлейхер выделил претензии Германии на равноправие, а в ее военно-политическом разделе он повторно заявил о своем намерении ввести всеобщую воинскую повинность в рамках милиции.

В заключение рейхсканцлер обратился с призывом к союзам, группам и партиям не отворачиваться от сотрудничества с правительством. Сам же он будет неустанно трудиться во имя «объединения всех сил доброй воли», которые и должны обеспечить президентскому правительству поддержку и отклик в народе. Последние слова можно было понимать только как отказ Шлейхера от стиля правления его предшественника Франца фон Папена, которого он в начале своей речи величал своим другом и «рыцарем без страха и упрека». «Однако я хотел бы возразить всем тем, кто полагает, что авторитарное правление государством может обойтись без поддержки народа, тем, кто, помимо этого, отклоняет любой вид сотрудничества с парламентом. Им я заявляю, что одного мужества и воли недостаточно для правления, к этому необходимо добавить понимание народного восприятия и умение распознать благоприятный психологический момент. Поэтому возглавляемое мной правительство избрало путеводной нитью своей деятельности лучшее из изречений Мольтке: “Сначала взвешивай, потом рискуй”»[71].

Правительственная декларация Шлейхера была образчиком «балансирования на канате»: он что-то дал и «левым», и «правым», а также заявил о многом, с чем могло бы согласиться большинство населения. Однако противоречия между политическими интересами нельзя сгладить за счет элегантных формул. Это же можно было с полным правом утверждать в отношении конфликта между промышленностью и сельским хозяйством по вопросу таможенной политики, который уже однажды стал причиной серьезных разногласий в кабинете Папена. По этому поводу Шлейхер грубовато заявил, что он применит метод, суть которого состоит в том, чтобы «запереть министра экономики и министра продовольствия как кардиналов конклава, пока они не найдут правильную среднюю линию». Но успешным этот рецепт не был. Решение, которое правительство приняло 21 декабря, скорее выглядело как капитуляция перед Ландбундом, чем компромисс между требованиями сельского хозяйства и интересами всего остального общества. Чрезвычайное постановление, последовавшее 23 декабря, уполномочивало правительство отдать распоряжение о принудительном добавлении масла в маргарин. Это мероприятие, которое обосновывалось падением цен на масло и задумывалось как помощь крестьянскому сельскому хозяйству, вызвало бурные протесты, начиная от профсоюзов и союзов промышленников и заканчивая почти всеми партиями. Имперский союз немецкой промышленности предупреждал, что ему не составит труда заручиться поддержкой избирателей для проведения процедуры народной инициативы против нового декрета. Свободные профсоюзы протестовали против подорожания маргарина — «важнейшего средства народного питания», а газета «Дойче», орган христианско-национальных профсоюзов, писала о «побочном правительстве крупных аграриев», влияние которого на рейхспрезидента становится очевидным при любом удобном случае.

Но и аграрии были, в свою очередь, недовольны новым декретом. 29 декабря председатель Ландбунда граф Калкрейт потребовал полного запрета на ввоз масла, что означало торговую войну с Голландией и Данией. Для помещиков массивная поддержка требований молочного хозяйства была частью политики объединения всех сил отрасли. Таким образом перерабатывающая сельскохозяйственная промышленность должна была быть вовлечена во фронт противников Шлейхера, который остэльбское юнкерство намеревалось на самом деле образовать совершенно подругой причине: канцлер в своей правительственной речи заявил о приверженности идеи поселений, тем самым бросив вызов старо-прусским латифундистам, как это сделало семь месяцев назад, в мае 1932 г., правительство Брюнинга своим постановлением о поселениях{594}.

Рейхсканцлера, для которого так много значила поддержка основных социальных групп населения, должно было сильно беспокоить, что в конце 1932 г. против него оказались настроены почти все профессиональные союзы. И хотя камнем преткновения был только один вопрос, но этот единственный вопрос был чрезвычайно важен для широких масс. Скромная «Зимняя помощь» безработным, решение об организации которой кабинет также принял 21 декабря 1932 г., не могла смягчить возмущение, вызванное «маргариновым» декретом. Правительство генерала Шлейхера подвергалось опасности стать столь же непопулярным, как и правительство его предшественника.

Но у правительства Шлейхера были тем не менее и успехи, которые оно на рубеже нового года могло занести в свой актив. К ним относился указ рейхспрезидента от 19 декабря, который, ссылаясь на «зримо наступившее сегодня политическое успокоение», отменил целый ряд особых уголовно-правовых санкций за политические правонарушения и распустил особые суды, образованные в августе. Поводом для удовлетворения правительства также послужило недопущение потенциального «рождественского кризиса». 19 декабря Совет старейшин рейхстага отклонил запросы СДПГ и КПГ о созыве парламента, после того как статс-секретарь Планк предварительно заявил, что проведение сессии рейхстага до Рождества будет воспринято правительством как конфликтный прецедент. Как и в случае с переносом заседаний рейхстага 9 декабря, правительство Шлейхера вновь выиграло бесценное время.

Как свой успех правительство также расценивало план по увеличению рабочей занятости, который рейхскомиссар Гюнтер Тереке смог предложить на общественное обсуждение 21 декабря после тяжелых дебатов в кабинете и в рейхсбанке. Это была программа проведения неотложных мероприятий, согласно которой организаторы общественных работ получали первоначальный заем на сумму до 500 млн рейхсмарок, причем большую часть расходов на выплату процентов брало на себя государство. Однако общественная реакция на программу не оправдала ожиданий правительства. СДПГ и профсоюзы опротестовали сохранение для частных предпринимателей государственных долговых обязательств, принимаемых в счет уплаты налогов, выдвинув аргумент, что эта мера правительства фон Папена до сих пор не способствовала оживлению рынка труда, зато ограничила кредитную маржу рейхсбанка. Многие предприниматели, наоборот, ставили в вину Шлейхеру и Тереке одностороннюю поддержку государственного сектора экономики. В многочисленных прошениях и резолюциях они требовали от имперского правительства незамедлительно вернуться к «Мюнстерскому курсу» — к проведению частнокапиталистической конъюнктурной политики кабинета Папена в чистом виде{595}.

Зато большее одобрение встретило решение рейхсканцлера прекратить бойкот конференции по разоружению в Женеве, который