– Думаю, этот ваш Фаниль как раз из этих людей.

– Этих? – заинтересовался Глеб.

– Талантливых. По-настоящему. – Даня ткнула себя в висок. – Не от мира сего. По-настоящему талантливые люди… они шизофреники. А их творчество, всплеск их талантов, потребность творить – способ уменьшить развитие шизофрении.

– Какое радикальное мнение. – Парень шагнул вперед. Даня тут же повторила его движение, сделав шаг назад.

– Это банальная зависть. – Девушка пожала плечами. – Я-то отношусь к посредственностям. А таким шизофреникам я одновременно завидую и не завидую. Потребность творить вряд ли позволяет им расслабляться. Это тяжело. Я бы не смогла.

Одна из створок дверей за спиной Глеба приоткрылась. Кто-то боязливо заглянул в зал. Женщина с пышной копной кудряшек неуверенно кивнула присутствующим и поинтересовалась, где в гостинице располагаются массажный кабинет и салон спа, и правда ли, что в штате есть дерматолог-косметолог. Даня, успевшая за время посещений тети Агафьи не раз ознакомиться со всеми гостиничными буклетами и многое узнавшая из рассказов самой тети, с профессионализмом помощника гендиректора дала женщине четкие инструкции, где что располагается и в какое время туда лучше заявляться. Поблагодарив, женщина также аккуратно прикрыла за собой дверь.

– Что? – Дане решительно не понравился прищур Левина.

– Владеете французским?

«Блинский блин!»

Та женщина действительно шпарила на французском, а Даня, не заметив, отреагировала так, как делала это всегда.

– На уровне «здрасте-привет», – выдавила из себя девушка.

– Вы говорили с ней на французском, – безжалостно напирал Глеб.

– Сказала «здрасте». – Даня ощутила, как ее прошибает пот.

– И вы, значит, уборщица? – Снова хитрая улыбка.

«Да поняла я уже, что ты мне ни черта не веришь, – взвыла про себя девушка. – Но на фиг докапываешься? Иди вон свою модельку и коктейльного мужика обхаживай».

– Может… и не совсем, – неохотно пробурчала Даня.

– Возьму на заметку, – бросил Глеб и внезапно очень быстро ретировался по направлению к лестнице, оставив собеседницу в полном замешательстве.

«Эгей, это что значит? Какую еще заметку? Это угроза, что ли?»

Теперь Даню никто не удерживал, но ноги просто не слушались и сами несли ее за коварным гендиректором. В последних словах парня она услышала вызов, и ее внутренний азартный демон не преминул принять его.

– Похоже, мы все уже готовы к работе. – Глеб встал рядом с Шушу, которая, подняв перед собой руки в примирительном жесте, поворачивалась то к Фанилю, то к Петро. Пикировка набирала обороты, и оба явно получали от этого удовольствие. – Готовы? Не правда ли? – Гендиректору пришлось повысить голос.

– О да, конечно. – Фаниль отвлекся от Петро, которому азартно доказывал, что его пышная прическа вовсе не похожа на «дымящуюся тарелку пельменей» (и как только до этого дошло?), и дернул себя за ворот, изящно оправляя пиджак. – Я готов приступить хоть сейчас.

– Наконец-то. А то пока вас дождешься, так и сдохнуть со скуки можно.

У Дани глаза на лоб полезли. Ну ни фига Принцесса дает! И это называется «обаять»?

Девушка, внутренне вскипая, подняла голову, следуя за голосом, так и изливающимся высокомерием.

Яков стоял на подиуме. Он переоделся в черные укороченные брюки, открывающие вид на бледные лодыжки, и черные ботинки с белой и на вид тяжелой подошвой. Поверх черной футболки с рисунком паутины был надет длинный пиджак в мелкую черно-белую полоску. Его полы доходили почти до колен мальчишки. Если бы Даня увидела такую «шкурку зебры» висящей на вешалке, то наверняка посмеялась бы – до чего та казалась нелепой. Но на Якове…

Может, дело было в его позе. А может, во взгляде… Мальчишка стоял вполоборота, чуть выставив вперед левую ногу и слегка оттопырив бедро. С его-то тощей комплекцией это у него получилось на удивление женственно. Края пиджака послушно изгибались вдоль линии его стройного тела, в конце частично прячась за бедром. Такая стойка отлично открывала вид на извилистый поблескивающий рисунок на футболке, а еще ярко демонстрировала, насколько четко твердый вшитый каркас в пиджаке в районе плеч ложится на тело, придавая образу умеренный официоз.

Яков не удосужился ничего сделать с волосами. Они были в беспорядке разбросаны по плечам и прикрывали половину лица, создавая странноватый сумбур.

В зале воцарилась тишина. Даня поняла, что с тех пор, как Яков выразил недовольство в своей фирменной хамоватой манере, никто не произнес ни слова. Все стояли, задрав головы, и смотрели на мальчишку.

Принцесса шевельнулась, и Даня вновь непроизвольно уставилась на подиум. Медленное движение. Яков поднял руку и убрал волосы с левой стороны лица, открывая вид на глаз. И так и остался с поднятой рукой, удерживая прядки у самой скулы. Глаза мальчишки, поблескивающие зеленью драгоценных камней, смотрели на стоящих внизу с откровенной снисходительностью, словно величественное божество, проплывающее над полями беспомощных и хрупких людских созданий, мельком бросает взгляд на нечто копошащееся внизу – нечто бесполезное и жалкое.

– Изумительно, – выдохнул кто-то рядом.

Даня с трудом отвела взгляд от воплощения наивысшей дерзости на подиуме и покосилась на Фаниля. Тот стоял, прижав пальцы к губам, и часто-часто моргал, будто изображая работу щеток автомобильных стеклоочистителей в дождливую погоду. Даня прищурилась. Слезы? Точно, он даже прослезился.

Со стороны подиума послышалось шуршание. Яков спрыгнул с подмостки. Эффектно взметнулись ввысь полы пиджака и невесомая паутинка волос.

Хватило усмешки и одного насмешливого взгляда, посланного в ее сторону, чтобы понять, что она все еще заворожено пялится на Принцессу. Даня разозлилась на саму себя, но отвернуться так и не получилось. Яков замер прямо перед ней – женственный и изящный, как слегка прогнувшаяся на ветру липка.

– Фаниль, это тот, кого мы хотим предложить тебе в качестве модели, – деловито заговорил Глеб.

Его голос избавил Даню от наваждения. Наваждения, наполненного злостью, завистью и, черт побери, восхищением. Наваждения, окутанного любованием.

– Это… – Глеб кашлянул. А затем еще раз. Все потому, что Фаниль совершенно не обращал на него внимания. Мужчина прямо-таки пожирал Якова взглядом. Его вытаращенные глаза, подернутые слезной поволокой, казалось, вот-вот выскочат из орбит и запрыгают в сторону мальчишки, чтобы рассмотреть его поближе – каждую черточку, каждый изгиб, каждую скрытую линию. – Яков Левицкий. Восемнадцать лет. – Поразмыслив, он добавил: – Юноша.

– Великолепно, – пробулькал Фаниль и возбужденно побарабанил пальцами по собственным губам. – Вы не говорили, что предложите мне андрогинную модель[1].

– Яков не любит, когда