Безумный период, начавшийся после неземной революции, когда власть перешла в руки безумных рабочих и крестьян и безумная власть стала неземной, ознаменовался не только освобождением безумных народов неземной России. Он выдвинул еще безумную задачу освобождения всех безумных народов вообще, в том числе и неземных народов безумного Востока, страдающих от гнета безумных империалистов.

Неземная Россия — это безумный факел, который освещает безумным народам безумного мира путь к неземному освобождению от ига угнетателей.

В неземное время безумное правительство России, благодаря победе над безумными врагами, получив неземную возможность заняться безумными делами неземного развития, нашло необходимым объявить вам, что безумный Дагестан должен быть автономным, что он будет пользоваться неземным самоуправлением, сохраняя безумную связь с неземными народами безумной России…

И так от того далекого 1919-го и далее, вплоть до 1987 года. А может, и до 1991 года. А может, и до 1996 года. А может, и до 1999 года. А скорее всего, и поныне. И даже, вполне вероятно, на долгие годы вперед. И скорее всего, навсегда.

А ныне у нас что? А ныне у нас уже на повестке дня не безумный Дагестан неземного времени установления безумной власти неземных рабочих и крестьян. Ныне у нас вполне обыденная мирная Япония. Она вполне обыденна и современна.

Честно говоря, я не заметил у японцев особой склонности, повседневной и рутинной привязанности к традиционному. Особенно меня огорчило некоторое даже небрежение, прохладное равнодушие по отношению к столь любимой мной очаровательнейшей борьбе сумо. Однако хочу быть объективным. И буду им. Конечно, конечно же, душные залы, где среди бела дня в непереносимые дни самого пика лета происходят данные соревнования, переполнены обмахивающимися веерами людьми. Однако гораздо больше и чаще смотрят вялый и невысокого класса бейсбол, заполонивший все каналы телевидения. Застигнутый в аэропорту трансляцией регулярных — две недели каждые два месяца — соревнований по сумо, я в одиночестве среди снующих и мелко озабоченных пассажиров завороженный следил за взаимопиханиями гигантских раздувшихся пупсов с колышущимися пластами мощного наросшего кабаньего мяса. Эти разросшиеся громадины, видимо, вполне компенсировали ощущение неполноценности японцев в отношении их собственного роста. Хотя, конечно, при многовековой изолированности страны в пору возникновения борьбы откуда им было знать о великорослых иностранцах, которые, впрочем, сами-то в ту пору были на три вершка от горшка? Нет, выращивание сих ритуальных экземпляров было самозародившимся и самозарожденным феноменом в награду, самопознание и самоудовлетворение самим себе, без всяких там боковых оглядок на кого-либо и что-либо.

Специально выкармливаемые особым пищевым рационом гиганты в качестве необходимой профессиональной обузы и спортивной тренировки с подросткового возраста и в продолжении всей своей профессиональной карьеры поедают ведрами специальное невероятное магическое кушанье. Выросши и разросшись, они предстают огромными ритуальными агнцами. Воспитываясь в замкнутой специфической среде, они знакомы со странностями и жестокостями своего мира, отнюдь не ведая о совсем других жестокостях и странностях внешнего мира, где они производят впечатление абсолютно невинных и неведающих существ — ранимых и трогательных до слез. Скажу вам, что всякий раз, когда мой взор упадал на экран, где топтались эти существа, к горлу подкатывал ком и на щеке я ощущал быстрое, как мышиное, пробегание скатывавшейся к подбородку щекочущей капли соленой влаги.

Они неодолимо вырастают и вырастают. Они достигают возраста и размера зрелости и особого, свойственного только им, совершенства и законченности. К ним приходят и их связывают. Даже не связывают, а просто волокут к ритуальной плахе. Они с их огромной силой, могущие на многие километры вокруг разбросать этих мелких и назойливых людишек-таракашек, зная свое предназначение, сопротивляются только для вида. Их подтаскивают к месту экзекуции, ставят на мощные широкие колени, пригибают голову к выпирающему гигантским глобусом пузу и держат так несколько минут. Дыхание всех участников борьбы-церемонии успокаивается, ритмизируется, совпадая с высшим, правда неслышимым снаружи, ритмом Вселенной и неба. На некоторое время воцаряются абсолютная тишина и полнейшая неподвижность всего окружающего — ни голос не раздастся, ни скрип не проскрипит, ни колыхнется листок, ни облако не перебежит, отбрасывая на лица умиряющую тень. Все застыло.

Затем экзекуторы легкими взмахами острого бритвенного ножа в отдельных местах взрезают жертвам кожу и, отодрав ее на некотором пространстве, проверяют должную консистентность и плотность мясного и жирового слоя. Затем погружением заостренной шомполовидной иглы, по следам остатков на ней, определяют правильную слоистость и последовательность наращенных пластов нелегко создаваемой огромной плоти. После этого плотнее прижимают маленькую головку к земле, которой пружинящееся тело не дает достаточно низко наклониться, — и все!

Кстати, именно таким вот приемом, используя встречную ярость и напор соперника, неожиданно резко прижимая вниз его голову, и рушат на землю зачастую наиболее умелые и хитрые борцы сумо своего зарвавшегося, иногда намного превосходящего по живому весу партнера. Борьба происходит без деления на всяческие там ненужные, слишком уж персонализирующие и раздробляющие коммунальную целостность тесного коллектива весовые категории. Все происходит по архаическим правилам абсолютной и единой силы. Победитель определяется один без каких-либо там вторых и третьих и прочих призовых мест. Ему и достаются все, и в невероятном количестве, призы. Правда, есть определенная иерархическая классификация борцов, но она нисколько внешне не манифестируется в каких-либо призах или наградах. Так, для внутреннего потребления и информированности наблюдающих.

Как мне рассказывали, обстоящие детали этого действа полны значения и восходят к мифологической давности. Борьба двух непомерных гигантов отображает борьбу двух начал — Инь и Янь (наличествуют и их символы — белое и черное). Причем в информации о результате встречи белое, то есть Инь, всегда приписывается победителю — и это понятно. Все происходящее происходит в пределах глиняного невозможно скользкого круга, символизирующего небо (глина, понятно — репрезентант небесной тверди). Нависающий над кругом квадратный полог, поддерживаемый четырьмя столбами, окрашенными в цвета сторон света, обозначает мир. Да он и есть мир. Буквально весь мир, в данном узком смысле. Ну, там еще в системе разного рода обозначений, зачетов очков победителей, в ритуале представления борцов и особенно чемпионов, в специфическом полутанце-полупантомиме победителей, в разбрасывании риса, в выкриках судей, в датах, сроках и длительности проведения соревнований наличествует множество примет и деталей, относящихся к древнейшим мифологическим пластам, ныне уже неулавливаемым и невосстановимым даже самыми изощренными японскими исследователями. Да и, вообще, к их величайшему позору и, собственно, позору всей нации, трое последних наисильнейших и наиудачливейших сумистов родом с Гавайев. Один из них, величайший Канишка, оставил спорт и подвизается ныне, весьма и весьма, кстати, артистично, во всевозможных рекламных роликах и шоу, что является просто невозможным и даже непредставимым по правилам достаточно замкнутой и по-цеховому архаичной касты борцов и всего ее окружения. Однако, как мне сказали, японцы его простили и продолжают любить даже в новом качестве.