в контейнер свою флягу и привинтила к горлышку топливный шланг. Мгновение — и Берта снова расположилась на столе, как ни в чём не бывало.

— Прямая подача горючего! То, что надо.

— Ладно… А что с другими элементами?

— Платы социальной коррекции. Одна заставляет мучить и убивать, а другая — раскаиваться.

Я задумался. Берта вертела в руках бомбу, небрежно подкидывая её на ладони.

— Мда… я бы тоже не хотел такое включать, будь оно у меня.

— А я была не против, раньше. Даже комбинировала иногда. Убивала и раскаивалась. И снова. И снова. На последнем задании они отключились.

— И как ты себя чувствуешь? Лучше?

Сначала Берта посмотрела на меня как на идиота. Потом хмыкнула и пожала плечами:

— Да ни фига не лучше. Но и не хуже. По-другому. Не знаю, я подумала, что без этих сдвигов буду в большей степени ощущать себя… собой. Но пока не выходит. Сейчас я ничего не хочу и мне не стыдно. Странное ощущение…

Я знал многих чуваков, которые — по мнению старших — должны испытывать стыд за своё безделье. Чёрт, я и сам предавался праздности без зазрений совести! Непривычно было встретить существо, у которого это вызывало диссонанс.

Берта перевернулась на бок.

— Весь срок службы я подчинялась чужим установкам. Даже так называемая свобода превратилась в рутинное выполнение задач. В основном связанных с убийствами и взрывами. Кроме этого был только секс. Он прикольный. А теперь у меня только я. Не Берта-шахтёр, не Берта-рабыня, не Берта-гибрид-тостера-и-пылесоса. А просто я. Настоящая. И… пустая. Кстати, это мысль.

Фляга в недрах тайника булькнула, специальный клапан стравил излишки воздуха.

— Да, так-то лучше, — произнесла она, и, подложив руки под голову, растянулась на верстаке, выгнув живот. Грудь под тесной курточкой призывно колыхнулась.

Я напрягся как никогда раньше. Это не скрылось от пытливого взгляда Берты. Она улыбнулась уголком губ и подмигнула мне.

— Выходит… Ты себе совсем не нравишься? — спросил я.

— Пфф… Да хрен его знает! Оказалось что я толком не знакома с чистой версией себя. И о многих вещах в своей жизни вообще не задумывалась. Или задумывалась, но всё подтёрли. Теперь вот, заново знакомлюсь с собой. Расскажу, когда закончу… Вокруг так много непонятного, а я этого раньше совсем не замечала.

— Например?

Берта похлопала себя по животу:

— Вот, к примеру, это пойло. Оно замедляет мои рефлексы, затормаживает работу процессора. Полезное свойство. Притупляет моральные установки. Но какое оно на вкус? Чем оно пахнет?

— Лучше тебе не знать, — усмехнулся я.

— Или вот, к примеру, моя кожа, — Берта резко схватила меня за запястье. — Она тёплая?

— Вполне.

Меня пробрала дрожь от её прикосновения. До меня впервые дотронулась девушка! Кусок девушки…

— А я не чувствую. Ни свою, ни твою. Это так странно. Словно у меня протез вместо всего тела. В сущности, так оно и есть. А теперь и от него половину оттяпали. Не самую худшую, между прочим! Там рецепторы работали как надо. Теперь кажется, что та часть — и была я. То есть я как бы всю себя и потеряла… Блин, что они подливают в эту бурду?

— Тормозную жидкость, — усмехнулся я.

— Надо нацедить ещё. Там у выхода старый танк ржавеет, с полным баком…

— Знаешь… Я слышал, есть специальные модули, позволяющие роботам чувствовать вкусы, запахи и прикосновения. По всему телу. Может это помогло бы тебе… ну… найти себя?

Берта приподнялась на локтях, внимательно посмотрела мне в глаза и произнесла тихо-тихо, будто боялась, что нас кто-то услышит.

— Я… думала об этом. Но… блин… Короче, мне страшно. Вдруг мне не понравится? Или будет больно? Или слишком холодно… У вас, людей, всё наоборот. Вы прячете уязвимые части организма внутрь и это правильно. А нам предлагаете обмотаться в целое одеяло сверхчувствительных рецепторов с плотностью до трёх тысяч на квадратный дюйм! И ощущать через них весь мир. Это всё равно, что без брони ходить, без кожи. Или вывернуться наизнанку. Всё напоказ, всё наружу. И в любой момент может произойти контакт. Это интригует. Но и пугает…

Она закрыла глаза. Я сидел напротив, не дыша. Происходило что-то удивительное.

— Я боюсь неизведанного. Но понимаю, что без этого не смогу познать мир — во всех его красках. И никогда не осознаю, что я такое, — тихо проговорила Берта.

Я не нашёл, что сказать. Вымолвил лишь:

— Знаешь, я думаю, штатный психолог мог бы…

— Ой, не смеши! — перебила она. — Это мозголом военного образца. Буквально. «Брейнхак-3000». Всё что он сделает — это подключит мои корректоры или наспех припаяет новый! Его задача здесь — подавлять ПТСР у солдат, чтобы их можно было вернуть в строй, когда начнётся новая революция. Ради этого Технокластер и работает.

— Оу. Вот оно как…

— Всё, чего я жду — это свои запчасти. И надеюсь, они подойдут. И не окажутся ношенными. Мой производитель давно обанкротился, а все активы продали и вывезли в кластер Чёрной звезды.

Интересный факт: кластер Чёрной звезды, принадлежащий фотонным китам, находится по ту сторону Мёртвого плато. Это единственная область неисследованного космоса, условно доступная для посещения гуманоидным расам. Туда ведёт лишь одна труднодоступная кротовая нора, и та принадлежит корпорации Деливери. Очереди на доставку там такие, что быстрее будет довезти самому, за пару-тройку человеческих жизней. Компания активно сотрудничает с Чёрной звездой, доставляя активы разорившихся контор в обмен на местные товары. И где-то в хитросплетении таможенных зон затерялся контейнер для Берты.

— Вообще говоря, ты прав. Я и сама собиралась подать запрос на модернизацию, — добавила Берта. — Да всё никак не решусь. Ужасно переживаю. Придётся ведь искать новую работу. Ассоциация наёмников — против технологии пяти чувств. А среди людей наёмники вообще вне закона. А быть изгоем у тех и других — такое себе. Не для этого я ушла из Сопротивления.

— Ты могла бы устроиться на обычную человеческую работу, — предложил я.

— Не знаю… Наверное. В любом случае у меня уйдёт ещё полгода на адаптацию и доводку датчиков. Не считая ожидания самой процедуры. Но сначала — ноги…

Это действительно заняло много времени.

Лето кончилось. Я вернулся в школу с отличными рекомендациями от старшего мастера и пятью новыми прыщами, повылезавшими на шее и лице от постоянного копания в грязи. Берта дала мне контакты своего нейролинка, и мы общались по Сети ещё год. Это почти можно было назвать романтическими отношениями: мы свободно говорили обо всём, делились страхами и мечтами, нередко флиртовали. Но потом Берта надолго пропала и не выходила на связь. Я пытался разыскать её