каменных крошек, которых коснулась сила Мьёльнира, устремились вперёд. Для того, чтобы через мгновение облепить кольчугу финикийца.

Скорее всего, тот удивился. По крайней мере я так предполагал. Каждый почувствует изумление, увидев, как его барьер покрывают крохотные кусочки камня, от которых фонит чужой силой.

Будь у него хотя бы мгновение, враг наверняка понял бы, что это такое и нашёлся с ответом. Но такой возможности ему не дали. Как только россыпь артефактов покрыла его щит, те сдетонировали.

Десятки крохотных кусочков божественной «искры», что выплеснули свою силу в строго заданном направлении. Да, суммарно их сила была невелика. Не более сотой части моей сути. С другой стороны, этой мощи было достаточно, что спалить небольшой город, который прикрывали бы мощные щиты, выстроенные на базе обычной силы. К тому же, сейчас они ударили максимально узконаправленно.

Крохотных артефактов было много. Но ещё больше, к барьеру противника прилипло самой обычной каменной крошки, которая был лишь слегка прикрыта силой. Настолько, чтобы не обратиться пылью сразу после контакта. Основной же удар был концентрированно нанесён всего на нескольких участках вражеской кольчуги.

Результат оказался настолько хорош, что превзошёл мои собственные ожидания. Выплеск божественной мощи не просто вскрыл защиту, подставив противника под удар. Он ещё и обрушился на его оболочку. Созданную искусственно и с применением силы дракона, но тем не менее, уязвимую.

За секунду тело проекции Эшмуна превратилось в кровавую пыль. Но стоило отдать ему должное — финикиец не сдался. Сделал то единственное, на что был способен в отсутствии тела и нормально функционирующего энергетического каркаса. Обрушился на мой разум.

Сейчас, пока здесь ещё витали остатки того псевдосознания, которое обеспечивало работу его проекции, оригинал сохранял контроль над ситуацией. И нанёс удар совсем в иной плоскости.

Правда, не слишком точный — он зацепил не только меня, но и сознание слепка Вьерана.

Мгновение и мир вокруг потух. Затянулся белесой дымкой. Я даже не предполагал, что у Эшмуна может оказаться подобная техника — для атаки в состоянии призрачного конструкта, которому по всем правилами было положено распадаться на части.

Всё, что я сейчас чувствовал — ярость и злость финикийского бога, что океаном разливались вокруг. Его неверие в собственный проигрыш и жгучее желание победы. В котором проскальзывали отчётливые нотки реванша.

Он напирал на мой разум. Отчаянно пытался вклиниться. Разорвать его на куски. Лишить меня сознания, превратив в бесполезное растение, пусть даже и с божественной «искрой» внутри.

Я отвечал. Парировал удары и наносил свои. Обращал в пыль компоненты псевдоразума, за счёт которого настоящий Эшмун всё ещё поддерживал связь со своей проекцией. Осваивался в новом для себя пространстве. Это Морфей был специалистом по такого рода фокусам, а мне работать в подобной плоскости не приходилось.

Тем не менее, у меня получалось. К тому же в отличие от противника, я располагал настоящим цельным разумом, который априори был крепче той конструкции, что тот использовал в качестве промежуточного узла.

В какой-то момент, в бой неожиданно вмешался слепок Вьерана. До того он не касался нашего противостояния, лишь наблюдая за схваткой. Теперь же, яростным берсерком набросился на финикийца, стремясь разорвать того на куски.

Я присоединился к атаке. Обрушил на противника всю свою ярость. Вытащил из памяти лица погибших в той первой войне, так и не войдя в пантеон. Братьев и сестёр, имена которых не стали широко известны смертным, по той причине, что финикийцы оборвали их жизни.

Как быстро выяснилось, моя догадка оказалась верна. Во время ментальной схватки было важно не то, сколько у тебя силы. Требовались эмоции. Яркие, искрящиеся и направленные против врага.

Нашей синхронной атаки Эшмун не выдержал. Псевдоразум, через который финикийский бог транслировал свои эмоции, буквально разлетелся в клочья. А в следующую секунду на меня накатило ощущения силы. Которое сменилось неожиданным и абсолютно новым чувством.

Я не сразу понял, что именно происходит и почему я ощущаю себя крепостью. В буквальном смысле этого слова — каждый камень кладки родовой твердыни Рюриковичей, сейчас как будто являлся частью меня. Что позволяло чувствовать и видеть всё происходящее внутри. Инну, которая до того меряла шагами комнату, а теперь замерла, настороженно оглядываясь по сторонам. Многочисленные образы предков, запечатанные в портреты. Гвардейцев, несущих свою службу. Парочку, втайне от всех занимающуюся любовью в подсобке кухни.

А ещё я ощущал безраздельную мощь. Всё то, что впитал в себя Эшмун, когда сразил слепок Вьерана, сейчас было под моим контролем. Но эту силу было не удержать. Она вот-вот должна была вырваться. Наверняка изрядно повредив зал. И перемолов Алексея, который пока ещё был жив.

Плюс был в том, что теперь я мог управлять этой мощью. Это давало возможность избежать катастрофы.

Первой мыслью было направить её в никуда. Просто ударить чистой мощью по открытому пространству. Если где-то в небе, на её пути не окажется самолёта, то всё вовсе обойдётся без жертв.

Потом родилась куда более интересная идея. Я сконцентрировался и через мгновение, над Кремлём соткалась колоссальная по своим размерам фигура. В точности повторяющая очертания Алексея Рюриковича. А потом над городом прокатился мощный рёв.

— Склонитесь перед новым императором или умрите!

Голос был напоен силой. Сбивал с ног людей, вырывал кустарник, ломал ветви деревьев, раскачивал автомобили. Пожалуй, эффект получился даже слишком мощным. Зато эти слова точно услышала вся Москва.

Когда последние капли драконьей силы утекли за пределы кремлёвских стен, фигура развеялась. А меня потянуло назад. В ту самую белесую пелену, где мы только что сражались.

Оказавшись там, я услышал слабый шёпот.

— Не дай сгинуть потомкам Вьерана. Помоги им…

Затухающий голос точно принадлежал слепку дракона. Но что-то ответить я не успел — меня вышвырнуло обратно в собственную оболочку. И вот тут, сознание всё-таки не выдержало. Я провалился в темноту.

Глава XI

Первое, что я услышал, когда пришёл в себя — расслабленный вздох Мьёльнира. А потом и ощутил и эмоции живого камня. Похоже спутник всерьёз переживал по поводу моего состояния. Как и Сандал, которого я чувствовал где-то совсем рядом. Чего это они? Я же римский бог. Который снова вырвал победу из рук врага.

Ощутив телом постельное белье, приоткрыл глаза и на момент зажмурившись от показавшегося ярким света, рывком перевёл себя в сидячее положение.

И тут же понял, почему оба спутника была настолько озабочены — боль скрутила настолько, что казалось, я сейчас попросту взорвусь. А потом груди коснулась девичья ладошка, которая мягко толкнула меня назад.

Рухнув затылком на подушку, я хотел было высказать всё, что я думаю по поводу такого обращения. Но горло лишь издало слабый хрип. Рядом же раздался испуганный голос.

— Ой… Я тебе больно сделала, да? Прости.

Скосив глаза, к своему удивлению обнаружил рядом с постелью Инну, которая смотрела на меня с некоторой тревогой. Попросил Сандала продемонстрировать мне окружающую обстановку, но стоило дракону открыть канал связи, как голову пронзила боль и спутник сразу же разорвал контакт.

Тогда я попробовал более классический подход. Снова глянув на девушку, с усилием вытолкнул из себя слова.

— Алексей. Что с ним?

Смертная слегка нахмурилась.

— С ним, как раз, всё в порядке. Только…

Замявшись, бросила быстрый взгляд куда-то назад и понизив громкость голоса, продолжила.

— Когда он из того зала вышел, то сказал, что не помнит ничего. А сейчас всем рассказывает, как его алтарь приветствовал, да силой неимоверной наделил.

Судя по выражению глаз девы, у неё имелось подозрение на этот счёт. Надо сказать, весьма обоснованное. Царевич же молодец — сразу понял, что к чему и сам набросал подходящую историю. Теперь голоса тех, кто твердил про смену династии, будут звучать куда более блекло. Если кто-то вообще рискнёт высказываться на эту тему. Потому как, судя по истории рода Рюриковичей, таких прецедентов с алтарём ещё не бывало. А раз это впервые, то Алексей и правда должен располагать особенной мощью.

Понятное дело, на самих голосах во время Земского Собора, это сказаться, формально не должно. Но даже самый тупой помещик из глухой тайги,