Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне все понятно, — попыталась я остановить поток ее красноречия, выходя из кухни. — Ты захотела выслужиться, повилять хвостом перед новым хозяином, чтобы он тебе в лучшем случае — кинул кость, в худшем — не выставил на улицу. Но при чем тут я?
— Нет, Ань! Нет! — подняла на меня Лизка зареванные глаза. — Все не так! Он просто сказал, что хотел бы вновь встретиться с такой красивой женщиной, к тому же одинокой…
— А ты, конечно, не преминула заметить, что мы с тобой соседки! — фыркнула я.
— Ага! — вытаращила она глаза, поражаясь моей прозорливости. — А как ты узнала?!
— Ох, Лизка! — укоризненно покачав головой, я открыла дверь и подтолкнула ее к выходу. — Иди и скажи своему Сергею Ивановичу, что твоя соседка не желает с ним встречаться.
— Ну почему? Ань, ну почему?
— Потому что я не люблю лысых! — рявкнула я и захлопнула дверь прямо перед ее носом.
Не знаю отчего, но настроение мое вдруг разом испортилось. Бурча себе под нос множество претензий к вышеупомянутому Сергею Ивановичу, который с первой встречи был объявлен мною «крысиным королем», я заварила пакетик «Липтона», сделала два бутерброда с ветчиной и приготовилась позавтракать.
Но не успела я сделать и пары глотков, как под моими окнами вновь раздалось:
— Аня! Аня! Выгляни, прошу тебя!
С раздражением швырнув недоеденный бутерброд на тарелку, я перегнулась через подоконник, норовя свалиться в клумбу под окном, и прошипела:
— Слушай, Лизавета! Прекрати наконец верещать! По-моему, я внятно тебе сказала — нет!
— Аня! Там покойник! — выдохнула она побелевшими губами.
Только тут наконец я обратила внимание на несколько необычное ее состояние. Если Лизка всегда плыла через двор, высоко задрав подбородок и горделиво выставив вперед пышный бюст, то сейчас она имела вид несколько полинявший.
— И что? — не нашлась я сразу что ответить.
— Там покойник! — повторила она и указала подрагивающей рукой куда-то в сторону сараев.
— Какой покойник?
— Не знаю… — проблеяла она и икнула.
— Слушай, Лизка! Вызови милицию и не морочь мне голову!
Я совсем уже было хотела захлопнуть окно, когда она забубнила:
— Конечно! Милицию! А ты кто? Не милиция, что ли? Ты тоже представитель! Такие мы все чистенькие, что мараться ни обо что не желаем!..
Последняя ее фраза завела меня донельзя.
Не помня себя, в домашних тапочках на босу ногу, я выскочила из дома и, схватив Елизавету за рукав, потащила в направлении, которое она перед этим мне показала.
— Идем, идем! — подтолкнула я упирающуюся соседку. — Покажешь мне своего покойника! Ну, что же ты упрямишься?
— Он не мой! А твой! — вырвалась она наконец из моих цепких пальцев.
— Как мой?!
От слов, сказанных ею, а скорее всего от тона, каким были сказаны эти самые слова, сердце мое препротивно заныло. Было ли то предчувствием или еще чем-то пугающе необъяснимым, но во рту вдруг сразу пересохло, а колени мелко-мелко задрожали.
— Как мой? — тупо переспросила я. — Чего городишь?
— Я видела, как он шлялся за тобой повсюду, — надулась Лизка и потерла руку выше локтя. — Вцепилась, как… Теперь, наверное, синяк будет.
— Идем, — глухо произнесла я и пошла вперед.
То место, куда мы с Лизкой двинулись, от страха еле-еле перебирая ногами, было обнесено со всех четырех сторон полутораметровым, давно проржавевшим железным забором. Внутри ограждения располагалось два ряда стареньких сараюшек, смотревших друг на друга покосившимися дверями с допотопными навесными замками. Многие из них не имели даже замков, а закрывались на щеколду с вставленной в нее деревянной чурочкой.
Хозяева этих допотопных сараюшек давно переехали в более престижные районы или понастроили капитальных гаражей. А те, что остались, использовали их для хранения всяческого хлама, вроде старых велосипедов без колес или продавленных диванов с рваной обивкой.
Растительность, не вытоптанная частыми посещениями, буйно заполонила все вокруг, перекинув ползучие стебли повилики на выщербленные временем стены. Стояло здесь и несколько яблонек, выросших, очевидно, из оброненных давным-давно семечек. Чахлые стволики сиротливо притулились в дальнем углу, образовав что-то вроде хоровода.
Туда и повела меня Елизавета.
— Вон он, — тихо прошептала она и скосила глаза влево. — Видишь, ботинок торчит из травы?
Я проследила за ее взглядом и действительно увидела ботинок, торчащий из зарослей крапивы.
— А может быть, он спит? — задыхаясь от волнения, прошептала я.
— В крапиве-то?! — недоверчиво фыркнула Лизка и сделала шаг вперед. — Он мертвый, точно говорю. Я его еще ранним утром приметила, когда ящики из-под рассады выносила в сарай. Думала, алкаш какой-нибудь с ночи остался. А сейчас пошла за граблями, Нинка Потапова со второго этажа попросила, а он все еще тут. И все в таком же положении. Я сунулась в крапиву, а это он!..
— Кто?!
— Ну, тот паренек, который вчера сидел у подъезда. Ты еще с ним потом переговаривалась из окна. Я, когда проходила, попыталась с ним.., ну, сама понимаешь. А он ни в какую.
Правильный!..
Я слушала и не слышала ее. Все, на что я была способна в данной ситуации, это глядеть широко раскрытыми от ужаса глазами на торчащий из крапивы ботинок.
— Чего делать-то будем?! — толкнула меня в бок Елизавета, оборвав мое оцепенение. — Посмотреть бы надо, а?!
— Не надо ничего трогать, — вырвался у меня полувздох-полувсхлип. — Вызывай милицию. Если будут выступать, ссылаясь на то, что бензина у них нет или еще какая причина, назови мою фамилию.
— А ты?
— Я тут покараулю, иди!
Елизавета умчалась выполнять мое приказание, а я привалилась к стене сарая и, задрав голову, принялась следить за пухлыми облаками, вереницей проплывающими по небу.
О том, что всего в каком-то метре от меня лежит покойник, я старалась не думать. Как старалась не думать и о том, что это, может быть, тот самый паренек, который не далее как вчера приветливо мне улыбался. Прочно зацепившись за мысль, что Лизка ошиблась, я не позволяла панике овладеть моей душой.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем со стороны двора раздался звук урчащего мотора, и почти тут же тесное пространство между сараями заполнилось людьми.
Высокий чернявый мужчина, представившийся мне как Владислав Дмитриевич, выставил охрану и вместе с криминалистом принялся осматривать место происшествия. На нас с Елизаветой они почти перестали обращать внимание.
Не знаю, на какое чудо я надеялась, но когда пострадавшего вытащили из зарослей крапивы и положили в пластиковый мешок, он оказался не кем иным, как моим сопровождающим, о чем, к слову сказать, мне без устали нашептывала моя соседка.