Ее глаза блестели, но не от слез, а от гнева и возмущения. Руки сжались в кулаки.

– Это так несправедливо. Моя репутация погибла, в то время как Руперта только похлопывали по спине. Я стала падшей женщиной, а он…

– Этот человек лгал, он обманывал вас, чтобы украсть вашу невинность. Он заслуживает, чтобы его высекли плетьми. Тому, что он сделал, не существует оправданий. Это не ваша вина, Стефани. – Рафик выругался сквозь зубы. – Ваши родители должны были… ваш отец…

– Папа… – Ее губы задрожали, глаза наполнились слезами. – Чего это стоило папе… это самое ужасное.

– Стефани…

Стефани подняла руку и покачала головой. Она сделала дрожащий вдох, вытерла глаза и продолжила, запинаясь от волнения на каждом слове:

– Когда я спросила Руперта, скоро ли мы поженимся, он рассмеялся мне в лицо. Не могла же я поверить, что благородный Торнхил женится на дочери коновала? Но я поверила, хотя теперь я вижу, какой это абсурд. Как принц вы, наверное, согласились бы в этом с Рупертом.

Рафик не мог этого отрицать, настолько глубоко в нем укоренилось сознание исключительности своего происхождения и чистоты родословной. Хотя признание этого вызывало ощущение неловкости.

Стефани снова убрала за ухо выбившуюся прядь. От слез не осталось и следа.

– Когда я пригрозила, что расскажу правду о том, что он делал мне предложение, чтобы спасти то немногое, что осталось от моей погубленной репутации, он ответил, что, если я посмею это сделать, он добьется, чтобы моего отца разжаловали. Руперт не был его непосредственным командиром, но в полку пользовался большим влиянием. Как многие люди его сорта, он купил себе назначение в этот полк и получил чин с помощью денег и связей. Они все учились в одной и той же школе, и все тем или иным способом связаны друг с другом. Что мог бы сделать мой отец, Рафик, каким бы блестящим ветеринаром он ни был, если бы они выступили против него единым фронтом?.. – Стефани зажмурила глаза и крепче сжала кулаки. – Папа всю жизнь отдал служению армии. Он так гордился своим офицерским чином. Я не могла позволить, чтобы он лишился всего, ради чего работал.

– Вместо этого вы сами отказались от того, что было и вашей жизнью тоже, от своей семьи? Так вот почему вы провели прошлый год на конном заводе!

– Мне пришлось. Позор, скандал, бесчестье – все это мой удел, а не их. У меня не осталось другого выбора. Однако убедить в этом папу оказалось нелегко, он слишком рассердился. Но мама… мама ясно видела, что любая попытка отомстить за меня лишь вызовет еще более громкий скандал и пересуды и что самое лучшее для всех нас, если я уеду как можно дальше от места моего бесчестья. И в конце концов папа согласился. Если бы я покрыла позором только себя, было бы не так страшно, но мои родители… Когда я думала, как они пострадали из-за меня… Вот что не давало мне спать весь прошлый год. Я мечтала успокоить их, найти способ сделать так, чтобы они перестали за меня волноваться.

– Стать независимой, – сказал Рафик, потому что он, наконец, понял это.

– Именно, – подтвердила Стефани и неуверенно улыбнулась. – Теперь вы видите, какой бесценный подарок вы сделали мне этим назначением? Для меня нашелся способ исправить зло, которое я причинила. Мое искупление.

Ее слова попали в самое сердце Рафика. Хотя она никогда бы не узнала об этом, потому что он ни за что не стал бы ей объяснять, но между ним и этой странной, ни на кого не похожей англичанкой было много общего.

– Я вас понимаю, Стефани. Неудивительно, что вам трудно кому-либо доверять, особенно человеку моего положения.

– О, спасибо вам. – Ее рука взметнулась к груди. – Я знаю, что не может быть никакого сравнения между вами и Рупертом. Я знаю, что вы человек чести, что вы никогда не стали бы лгать мне и что вы действительно цените меня за то, какая я есть. Что вы действительно уважаете меня. Вы не льстите мне, не говорите, что я хорошенькая…

– «Хорошенькая» – слишком пресное слово, чтобы описать вас. Умная, необычная, отважная, мужественная, остроумная, прелестная, соблазнительная, манкая, пленительная – все это вы, и еще гораздо больше. Вы совершенно особенная.

– Рафик, сознание, что между нами никогда ничего не может быть, – это одна из тех вещей, которые внушают мне уверенность. Это, если можно так выразиться, черта на песке. Вы принц, я дочь коновала, и через шесть месяцев – а может, и раньше, если я справлюсь с болезнью быстрее, – я вернусь в Англию.

– Вот видите, вы смотрите на ситуацию как никто другой, – смеясь, сказал Рафик. – Должен ли я понимать, что не должен предлагать?..

– Нет, я буду рада, если вы это сделаете, – краснея, ответила она. – Я понимаю, что в этом стыдно признаваться, но…

– Стефани, здесь нет ничего стыдного. Желание – совершенно естественная вещь, более того, это может быть очень приятно.

– В самом деле?

– Да. Страсть – достояние не только падших женщин. Порядочные женщины тоже испытывают ее.

– Я не уверена, что мне хочется быть порядочной. Если вы правы и прошлой ночью мы доказали, что важнейшим приоритетом для нас всегда будет борьба с болезнью, то я бы хотела услышать, что именно вы предлагаете, Рафик.

– Чтобы мы пошли навстречу нашим желаниям любыми способами, которые выберем, – сказал он и, взяв руку Стефани, поцеловал кончик ее мизинца. – И когда мы сделаем это без страха, что это повредит исполнению наших обязанностей, – он поцеловал следующий палец, – вы сможете решить, как далеко вы хотите зайти. – Еще один поцелуй, на этот раз в средний палец. – Вы сможете положить этому конец, когда захотите, не боясь последствий. – Он коснулся языком кончика ее указательного пальца. – Но самое главное, чтобы мы получали удовольствие от того, что делаем. Что бы мы ни делали. – Он с лукавой улыбкой сжал губами ее большой палец. – Как вы полагаете, вы могли бы согласиться на такое предложение?

– Да. – Она улыбнулась. – А теперь, когда я согласилась, Рафик, вам не кажется, что мы могли бы?..

– Да. – Он заключил ее в объятия. – Я думаю, нам надо начать немедленно.

Стефани нервничала. Он почувствовал это по ее слегка дрогнувшему голосу.

– Одно ваше слово, и мы прекратим, – прошептал Рафик.

– Я знаю.

В его голове пронеслась мстительная мысль о неумелом, эгоистичном, бесчестном человеке, который предал ее, но он тут же отбросил ее, как не стоящую внимания. Он сделает так, чтобы этот опыт стал для нее совсем другим во всех отношениях. Убрав назад волосы Стефани, Рафик легким поцелуем коснулся ее виска в том месте, где бился пульс.

– Сосредоточьтесь на том, что вы чувствуете.

– Я не уверена, что смогу.

– Тогда позвольте мне вам помочь. – Он стал бережно и нежно целовать ее, заботясь только о том, чтобы она получала удовольствие. Он целовал ее веки, виски, губы. Его легкие поцелуи не требовали ничего в ответ, и Стефани постепенно расслабилась, ее глаза закрылись, губы под его ртом сделались мягче. Потом они прижались к нему сильнее, ее язык коснулся его языка, тело обмякло.