— А потом? — срываюсь на хрип.

Но вместо ответа Игнашевский хватает за плечи, рывком разворачивает к себе.

— Теперь ты само совершенство, — опускается на кровать, а рукой касается волос на лобке.

Да, за эти дни я кардинально изменилась внизу. Теперь у меня там красуется отчетливый треугольник.

— Подойди, — хватает за короткие волоски, тянет.

Через мгновение чувствую животом его губы, отчего невольно закрываю глаза. Конечно, я боюсь. Игнашевский будто не в себе, но сейчас мне нужно сделать все, чтобы облегчить то, что вот-вот произойдет. Тогда же накрываю руками его голову, запускаю пальцы в волосы. А кроме губ чувствую язык, потом легкие покусывания. И пока он целует, успевает сам избавиться от джинсов.

— Опустись на колени, Ева, — убирает от себя мои руки, сжимает их.

Приходится выполнить приказ.

— А сейчас посмотри на меня, — касается челки, — в глаза, Краснова, в глаза, не на член, — на что послушно поднимаю взгляд, веду им по татуировкам на груди этого медведя. — Завтра к тебе приедет врач, еще раз осмотрит. И если все хорошо…

— Ясно, — снова хочу опустить голову, но он не дает.

— Не торопись прятаться, — ведет пальцами по щеке, губам, затем спускается по шее к груди. — Сегодня у нас будет секс.

Кажется, я догадываюсь, какой именно. И уже представляю, насколько это будет сложно с его-то толщиной. К тому же я не умею и не знаю, как мой организм отреагирует на такое.

— Подползи поближе, — поглаживает большим пальцем правый сосок. — У тебя шикарная грудь, Ева.

А я все меньше понимаю, что вообще происходит.

— Сейчас ты накроешь их своими руками, — переходит ко второй груди, — и зажмешь между ними член.

— И всё? — окончательно теряюсь.

— Может быть всё, может, нет… на самом деле, это зависит от тебя. Если справишься, получишь награду.

— А если нет?

— Накажу.

— Как?

— Узнаешь, когда буду наказывать.

Как же мне стыдно, как погано, но лучше уж так, чем давиться и пускать слюни до колен. Я видела глубокий минет в порно — это отвратительно, ужасно, гадко, унизительно.

В этот момент Ян садится на самый край кровати, после чего тянет меня за подбородок вверх и целует.

— Ну, вперед, — с трудом отрывается от губ. — Давай, не робей.

Я делаю, как он сказал — зажимаю.

— Теперь двигайся, — произносит совсем низким голосом, а когда поднимаю взгляд, вижу его потемневшие глаза, где зрачок практически слился с радужкой.

Но у меня выходит скверно, не получается его удержать, не получается нормально двигаться, ничерта не получается. И уже откровенно хочется разрыдаться, как вдруг Ян снова целует.

— Все хорошо, куколка, — шепчет в губы, — просто расслабься, — накрывает мои руки своими, — вот так, — помогает двигаться.

— Нехорошо, — как-то вырывается само собой.

— Так уверена? — ухмыляется. — А он другого мнения. Только тебе надо ускориться.

Спустя еще минуту чувствую, как член стал словно каменный, а в следующий миг дернулся и мне на грудь, шею хлынула горячая сперма. Но следом случилось кое-что гораздо хуже этого — у меня внизу живота словно стянуло все, заныло. Конечно же, я знаю, что это за ощущения. Только не пойму, откуда, с какой такой стати.

- Молодец. Ты справилась, — произносит сквозь тяжелое дыхание. В тот же миг хватает под мышки и затягивает на кровать. — Встань надо мной.

Все четыре дня я старался держать себя в руках. Старался, как мог, но ее присутствие рядом, ее запах, ее голос… это невыносимо. Меня тянет к девчонке с такой силой, что боюсь натворить беды. Мне нужно чувствовать над ней полную власть. На хрен ненависть, на хрен презрение, мне нужна покорность. Ева должна хотеть принадлежать мне, должна смотреть на меня с восторгом и ожиданием очередной встречи. Но мелкая засранка по-прежнему щетинится, боится, презирает. Я дал ей эти дни, чтобы пришла в себя, привыкла, чтобы не шарахалась от одного звука моих шагов.

И что в итоге? В итоге ничерта не изменилось. Как тряслась, так и трясется, как смотрела на меня глазами загнанного в угол дикого зверька, так и смотрит. Хотя я искренне пытался, задвинул все свои желания глубоко в … и был понимающим, терпеливым даже ласковым. А еще я пытался сам преодолеть свою тягу. Так не должно быть, между мной и куклой всегда должно оставаться расстояние. Меня не волнует жизнь этих женщин, их не волнует моя жизнь, между нами только секс на договорной основе. Но с Евой… с ней все через задницу.

Сегодня утром меня окончательно накрыло. Я понял, что если не возьму ее, если не почувствую девчонку в своих руках, то однозначно разнесу полдома. И шел к Красновой с целью показать, кто тут хозяин, показать, кто она есть для меня, что она кукла.

А сейчас сижу, смотрю на нее… на эти красные от стыда щеки, на опухшие губы, потому что я не могу целовать ее спокойно, на порозовевшую грудь, перепачканную мной. И только сильнее хочу.

— Молодец, ты справилась, — я ей пообещал вознаграждение, а обещания надо выполнять. — Встань надо мной.

Но лукавить не буду, мне срочно нужно ощутить Краснову, вдохнуть ее запах, увидеть, как она задрожит от оргазма. Тогда подхватываю поганку, затягиваю на себя. Боже, между ног Ева просто прекрасна. Именно такой должна быть женщина — натуральной. У неё никаких выпирающих малых губ, все очень аккуратно, спрятано, но если раскрыть, тогда глазам явится нечто еще более прекрасное.

Она встает, как я прошу, руками упирается в спинку кровати, а я немедленно проникаю языком в складки. И не отпускаю, крепко держу за попку, чтобы не думала ерзать. Поначалу девчонка растеряна, уж про смущение вообще молчу, она не знает, куда себя деть. Тогда слегка прикусываю её, отчего Краснова ойкает.

— Не суетись, — и слегка шлепаю по правой ягодице. — Иначе все самое интересное пропустишь.

— Ян… это награда или наказание? — выдает с придыханием.

— Это уж тебе решать, — и это она считает наказанием? Когда мужик вылизывает ее? Ну, детка, сама напросилась.

В ту же секунду буквально прижимаю ее к себе. Скоро Ева начинает сжиматься, пытается подняться, но нет. Пока, милая, ты не кончишь, не отпущу. Следом отвешиваю шлепок по левой ягодице. Когда же малышка принимается раскачиваться мне в такт, когда перестает сопротивляться, ослабеваю хватку. Но кончает Краснова снова, молча, однако ее так накрывает, что аж падает мне на живот. И я еще несколько минут я любуюсь плодами своих трудов — слегка набухшими и влажными складками. До чего же хочется проникнуть в нее.

Ева вздрагивает, ощутив мои пальцы у самого входа.

— Больно тебе уже не будет, — поглаживаю ее, а через минуту ввожу во влагалище большой палец. Краснова тотчас натягивается как струна, встает на цыпочки, и все, что б её, молча. — Неужели больно?