Перед сном, перебравшись на узкую койку, я много думал и над словами каноника, и над тем, как я его воспринимал. Посланник — по-гречески будет «ангел». Черный одноглазый ангел, его вид должен был меня напугать, но я обрадовался ему, как обрадовался бы настоящему ангелу. Я заснул, думая о том, какими бывают ангелы, и сам не заметил, как оказался в другом месте, еще более мрачном, чем то, в котором я жил.

Вероятно, это было какое-то подземелье — но столь обширное, что походило на древний пещерный город. Вот только стены этих пещер оказались железобетонными, а вместо наскальных рисунков их покрывало то, что, как я потом узнал, называлось граффити.

Я видел (снизу вверх) толпу бритоголовых людей в серых комбинезонах. Среди них нашлись женщины. Кстати, несколько женщин были увечны — у них не хватало руки или ноги, иногда и двух конечностей сразу. В числе мужчин калек почему-то не наблюдалось.

Эти люди были страшно неухоженными, от них несло вонью давно немытых тел. Лица их искажали гримасы боли и ненависти, и ненависть эта была направлена на меня.

— Вот он! — орали они. — Сын дьявола!

Мне хотелось возразить, сказать, что я не имею никакого отношения к дьяволу, наоборот — я честный католик и, скорее всего, стану монахом, но язык отчего-то не повиновался.

— Все они антихристы! — кричала противным каркающим голосом безрукая женщина (вместо одной руки у нее был примитивный киберпротез, известный как «рука пупса» — таких, уродливых и малофункциональных, больше не выпускают). — Дьявол хотел создать армию из наших детей, а мы жертвовали ему свою плоть! Мы вкладывали свои силы в то, чтобы создать этих «суперлюдей». Нам следует остановить их, уничтожить! Дьогу, чего же ты медлишь?

Из толпы вышел огромный мужик; лицо его было совершенно безумно, к тому же он зачем-то расцарапал щеки, и те покрывали незаживающие раны. В ручищах мужчина держал длинный шест, на концах которого потрескивали искры.

— Прими благословение Вышнего, — пророкотал он. — Благословляю ноги твои, да не ступят они на стезю зла. — С этими словами он ткнул шестом в мою левую ногу, и ее — от пятки до паха — пронзила невероятная боль. Я упоминал, что не чувствую ногу? В тот момент я почувствовал ее всю, каждый ее нерв, каждый сосудик… Во сне я, наверно, упал, потому что теперь страшный мужчина нависал надо мной, как гора. Не обращая внимания на мои крики, он ткнул палкой в другую ногу…

— Благословлю руки твои, — рычал он, пока я корчился от боли, — да не сотворят они зла…

— Остановитесь! — Голос был звонкий, молодой, но властный настолько, что бесновавшиеся фанатики моментально замерли. — Что вы делаете? Кто сказал вам, будто своим злом вы искупите чужое?

Я приоткрыл глаза. Дотоле пребывающее в полумгле, подземелье было освещено так ярко, словно здесь взошло солнце. Фигура женщины была, кажется, соткана из света. Ангел, внезапно понял я.

— Это сын сатаны, — заверещала какая-то старуха. — Исчадие ада!

— Не вам решать! — парировал ангел. — Не вам, женщинам, которые добровольно отдавали свою плоть, и не вам, мужчинам, заставлявшим своих жен себя калечить. Вы вымещаете злобу на несчастном ребенке? Идите лучше замаливайте свои грехи!

И тут же мрачные фигуры попятились от меня, словно тени от источника мощного света. А ангел приблизился. Теперь я мог рассмотреть его, вернее, ее — ангел оказался прекрасной женщиной.

— М-да, — проговорила девушка-ангел, склоняясь надо мной. — Апистия, посмотри, что эти сволочи успели натворить, хорошо?

— Будто сама не видишь, — раздался другой, глуховатый голос. — Вонь горелого мяса даже я чувствую. Аутодафе космической эры, блин…

Откуда-то появился еще один ангел, тоже женского пола. Его окутывало мягкое, неяркое сияние, а лицо было печально. Ангел повернулся ко мне спиной и наклонился к моим ногам, ощупывая их. Время от времени мне было так больно, что я вскрикивал.

— Все, капец, — не оборачиваясь, заявил ангел. — И дело даже не в том, что они сожгли ногу до кости, с этим-то я справлюсь. Проблема в другом: они добились того, чего хотели, — нервные окончания выжжены до середины бедер. А ведь он только родился. Шесть девять месяцев, понимаешь…

Другой ангел произнес с сочувствием и страхом:

— Что, совсем-совсем ничего нельзя сделать? Ведь он же, — тут мне показалось, что ангел упомянул какой-то белок из структуры ДНК, но я не понял к чему. — И потом… такой симпатичный мальчик…

— Психология, — объяснил ангел по имени Апистия. — Этот ребенок не будет знать, что может ходить.

— Посмотрим, — с неожиданной решимостью ответила ее собеседница, глядя мне в глаза. — Думаю, он справится. Смотри, лежит, молчит, смотрит с интересом… сразу видно, наш.

— Справится, ага, когда его ползунки пойдут на исповедь, — фыркнула Апистия, но другая девушка-ангел приблизилась и опустилась на колени рядом со мной, ее рука, от которой исходило теплое сияние, коснулась моей щеки.

— Запомни, малыш, — сказала девушка-ангел. — Тебе будут говорить, что ты никогда не сможешь ходить. Видишь ли, люди сплошь и рядом называют себя верующими, но боятся верить по-настоящему. Если бы мы были горячими или хотя бы обжигающе-холодными! Но мы едва теплые и не способны совершать чудеса.

Она наклонилась ниже; я чувствовал тепло ее кожи, ее острый, но приятный запах, совсем не подходящий для ангела.

— Малыш, в тебя никто не поверит, даже самые близкие люди, хотя, похоже, с этим у тебя тоже непросто. Но запомни — я верю в тебя, верю, что ты сможешь однажды встать и пойти. Ты ведь меня не подведешь, да?

— Он тебе не ответит, — заметила вторая женщина-ангел. — Он еще толком и не агукает. М-да… хреново, если малыш склеит ласты. Вколю-ка я ему снотворное, что ли…

В ее руке появился шприц-инъектор, похожий я видел лишь пару раз, когда к нам в приют приезжали прививать послушников. Жидкость внутри шприца была кобальтового цвета и переливалась. Укола я не почувствовал, зато ощутил прикосновение к щеке мягких, теплых губ и услышал столь же мягкий, слегка низковатый, воркующий голос:

— Я не оставлю тебя! Придет время — и мы встретимся, но лишь тогда, когда ты встанешь на ноги. Запомни, меня зовут Ника.

Последнее, что я услышал, был короткий и невеселый смешок Апистии.

* * *

Проснувшись, я перебрался в коляску, раздумывая над тем, что увидел во сне. Если ангельская природа Ники не вызывала у меня сомнения, то поведение ее дерзкой на язык спутницы как-то слабо вязалось с тем, что я знал об ангелах. В умывальной комнате никого больше не было, и, воспользовавшись этим, я подъехал к цементному корыту, где те, кто мог, мыли ноги. Закатав рясу и подрясные брюки, я внимательно осмотрел свои ноги.

Тогда они выглядели намного хуже, чем сейчас, — худые, тоньше рук, они казались костями, обтянутыми неприятной смуглой кожей. Следов ожогов я, конечно, не нашел. Могло ли это свидетельствовать о том, что виденное во сне — всего лишь моя причудливая фантазия?