Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Закрой свой рот. Кто сказал, что я пью? Об этом они сейчас болтают? Послушай-ка, назови мне хоть одного американца в истории театра, который добился бы такого успеха в Лондоне, который есть у меня, и меньше чем за восемь месяцев, и я завтра же поеду с тобой в Америку. Просто назови имя.
– Это все благодаря старым шоу. В Нью-Йорке было два провала.
Билл вскочил, его лицо затвердело.
– Кем ты себя возомнил? – воскликнул он. – Ты пришел сюда только для того, чтобы разговаривать со мной подобным образом?
– Не распаляйся, Билл. Я просто хочу, чтобы ты вернулся домой. И для этого я скажу что угодно. Поставь еще три сезона, как в 22-м и 23-м, и тебе хватит этого до конца жизни.
– Меня тошнит от Нью-Йорка, – сказал Билл угрюмо. – Сегодня ты король. Но вот у тебя две неудачи, и ты уже летишь вниз во весь опор.
Бранкузи покачал головой.
– Они не поэтому так говорили. А потому, что вы поссорились с Аронсталем, вашим лучшим другом.
– К черту таких друзей.
– И тем не менее ваш лучший партнер по бизнесу. Тогда…
– Я не хочу об этом говорить. – Он посмотрел на часы. – Послушай, Эмми неважно себя чувствует, так что я сегодня не смогу поужинать с тобой. Загляни в контору, перед тем как отчалишь.
Пять минут спустя, стоя у прилавка с сигарами, Бранкузи увидел Билла, снова заходящего в «Савой» и спускающегося в чайную комнату.
«Рожден быть дипломатом, – подумал Бранкузи. – Раньше он говорил, что у него назначена встреча. Все эти лорды и леди добавили ему лоску».
Возможно, это слегка его задело, хотя и не в его характере было быть задетым. И он на этом же месте принял решение, что ставки Мак-Чесни резко понизились, и в типичной для себя манере выкинул его из головы отныне и навсегда.
Внешне ничего не указывало на то, что Билл теряет очки, за хитом на Нью-Стрэнд следовал хит в театре «Принца Уэльского», и еженедельный доход тек такой же рекой, как и два-три года назад в Нью-Йорке. Будучи определенно человеком действия, он только укрепился, сменив дислокацию. И человек, который час спустя завернул на ужин в его дом в Гайд-парке, имел все признаки предприимчивого человека, не достигшего еще и тридцати. Эмми, очень усталая и неповоротливая, лежала на диване в гостиной на верхнем этаже. Он на минуту сжал ее в объятьях.
– Уже скоро, – сказал он. – Ты прекрасна.
– Не будь смешным.
– Это чистая правда. Ты всегда прекрасна. Не знаю почему. Возможно, потому, что в тебе есть стержень и он всегда виден, даже когда ты выглядишь как сейчас.
Ей было приятно, и она провела рукой по его волосам.
– Стержень – это лучшее, что есть в мире, – воскликнул он. – А у тебя он потверже, чем у многих моих знакомых.
– Ты видел Бранкузи?
– Видел, видел этого паршивца. Я решил не звать его к ужину.
– А в чем дело?
– Да ни в чем. Он много о себе возомнил, припомнил ссору с Аронсталем, как будто в этом была моя вина.
Она засомневалась, крепко сжав губы, но затем тихо произнесла:
– Ты ввязался в ту драку с Аронсталем, потому что был пьян.
Он нетерпеливо вскочил.
– Если ты собираешься начать…
– Нет, Билл, но ты пьешь чересчур много. Ты и сам это знаешь.
Признав за ней правоту, он уклонился от разговора, и они вошли в столовую. Под действием бутылки кларета он решил, что с завтрашнего дня не будет пить до того момента, пока не родится ребенок.
– Я всегда могу остановиться, когда захочу, не так ли? И я всегда делаю то, что говорю. Ты еще ни разу не видела, чтобы я сдался раньше времени.
– Да, это правда.
Они вместе выпили кофе, и после этого он поднялся.
– Возвращайся пораньше, – сказала Эмми.
– Конечно. В чем дело, детка?
– Просто хочется плакать. Не обращай на меня внимания. Все, иди, не стой здесь как истукан.
– Но я правда волнуюсь. Я не люблю видеть, как ты плачешь.
– Просто я не знаю, куда ты ходишь по вечерам, я не знаю, с кем ты. И еще эта леди Сибил Комбринк, которая все звонит и звонит. Все в порядке, я полагаю, но я просыпаюсь среди ночи и чувствую себя такой одинокой, Билл. Это все потому, что мы никогда не расставались до недавних пор, правда, Билл?
– Но мы все еще вместе. Что с тобой стряслось, Эмми?
– Я знаю. Это просто какое-то помешательство. Мы ведь никогда не обидим друг друга, правда? Мы никогда…
– Ну конечно же нет.
– Возвращайся пораньше, ну или когда сможешь.
Он на минутку заглянул в театр «Принца Уэльского», затем пошел в гостиницу по соседству и набрал номер.
– Я бы хотел поговорить с ее светлостью. Звонит мистер Мак-Чесни.
Прошло какое-то время, прежде чем леди Сибил ответила:
– Однако, какой сюрприз. Прошло уже несколько недель, с тех пор как мне повезло в последний раз услышать твой голос.
Слова были похожи на удары плеткой, а голос холоден как лед, эта манера стала популярной с тех пор, как британские леди стали стараться походить на свой литературный облик. На секунду это заворожило Билла, но только на секунду. Он предпочитал не терять головы.
– Не было и минуты свободной, – просто сказал он. – Ты ведь не злишься, правда?
– Едва ли я могу злиться.
– А я вот боялся, что можешь, ты ведь даже не прислала мне приглашение на сегодняшнюю вечеринку. Я подумал, что после того разговора мы обо всем договорились…
– Ты много говоришь, – сказала она. – Возможно, чересчур много.
И внезапно, к удивлению Билла, она повесила трубку.
«Играем со мной в британку, – подумал он. – Маленький скетч под названием “Дочь тысячи графов”».
В нем поднялась волна негодования, ее безразличие заново пробудило угасающий интерес. Обычно женщины прощали ему охлаждение, его любовь к Эмми была для всех очевидна, и самые разные барышни вспоминали его едва ли с неприязнью. Но по телефону он не почувствовал ничего подобного.
«Я хочу разобраться с этим», – подумал он. Будь на нем вечерний костюм, он мог бы появиться на танцах и там еще раз поговорить обо всем, тем более домой ему еще не хотелось. После размышлений стало совершенно ясно, что это непонимание нужно решить раз и навсегда, и ему даже начала нравиться идея заявиться туда в чем есть, американцам прощалась некоторая вольность в одежде. В любом случае идти было еще рано, и в компании с парой стаканов виски он размышлял над этим еще около часа.
В полночь он поднялся по лестнице ее дома в Мейфэйр. Слуги в передней неодобрительно покосились на его твидовое пальто, а лакей безуспешно пытался найти его имя в списке гостей. К счастью, его друг сэр Хамфри Данн прибыл в то же время и убедил лакея в том, что, по всей вероятности, произошла ошибка.