Возникло ощущение, что у нас большая разница в возрасте, настолько большая, что между нами не может быть ничего общего.

— Став бессмертными, вы утратили ценность быть людьми. Ведь люди, чтобы донести свою значимость и ценность до остальных, чего только не делают. Мы отчаянно хотим рассказать всем остальным, что мы чего-то стоим. Но при этом сильно ограничены во времени. Разве у вас также? Вы не чувствуете.

— Интересная мысль. Но любые чувства это не факты, — Ниршан улыбается.

— Не факты. Но чувство собственной ценности напрямую зависит от того, как люди чувствуют себя. От их уровня самооценки. В этом секрет арктиков?

— В какой философской школе ты училась? — пошутил он и я съежилась.

Спасибо, хоть не сказал в богословской. Нужно следить за языком. Я обвела улицу глазами, отмечая, что внутрь кафе заходят люди, которые хотят поиграть в шахматы, а те, кто хотел только выпить или перекусить, садились под навесом. В обеденный перерыв гостей добавилось и официанты, словно разбуженный улей пчел, носился между столиками, обслуживая посетителей. Мы стояли в стороне, в тени и могли наблюдать со стороны.

— В обычной. А ты уходишь от темы.

— Ладно, — Ниршан выкинул сигарету, и потянулся, растягивая мышцы. — Все эмоции и действия это результат мыслей и установок. А наши установки таковы, что первично именно действие, а не мотивация. Люди почему-то думают, что сначала нужен мотив, а потом действие. А это не так. Весь секрет.

Хотелось согласиться с ним. Отец Кирилл вдалбливал в мою голову разные истины, и одна из них была такой же, как высказал Ниршан. Только в процессе осознания, мы выражаем свое существование. А процесс осознания, значит не думками богатеть, это действие. Я вдруг поймала себя на мысли, что мне хорошо с Ниршаном. Приятно проводить время.

Люди пили, болтали, вглядывались в сотовые, не подозревая о том, что ничтожное количество шептунов в мире бьются за то, чтобы убрать арктиков с пути развития человечества. Чтобы мир вновь стал прежним, таким, где все равны и у всех есть одинаковые шансы. Может им все равно? Может зря мы это все делаем?

— Продолжим? — спросил Ниршан, наблюдая за сомнениями на моем лице.

Мы вернулись за наш стол, продолжить партию.

Белая Ци

Прошли дебют, середину и серьезно задержались на эндшпиле. Люди приходили и уходили. Некоторые останавливались у их столика, наблюдали какое-то время, оценивали расстановку фигур, шансы на победу. Официанты приносили еду и напитки, уносили пустую посуду.

Ближе к полуночи, Максима терла красные глаза, хмурилась, глядя на оставшиеся фигуры. Ниршан готов был сжалиться, если бы на кону не стояли высокие ставки.

— Все кончено, вьяна, — сообщил он, ставя мат ее королю. — Победа.

Вымотанная, уставшая, она рассмеялась. Подняла на него не верящие глаза, со слезами, горькие. Она не могла поверить. Не могла принять поражение.

Зато он мог. Ниршан выдохнул с облегчением.

Вьяна принадлежит ему. Не нужно уговаривать и убеждать, манить посулами и выяснять, на что она может пойти, а на что нет.

Ниршан не мешал оплакивать проигрыш. Довольный собой, он закурил, рассматривая сквозь дым и прищур глаз желанный приз. Медовая, сладкая, покорная и убитая горем. Завтра по Риму понесутся сплетни о том, как вьяна проиграла себя арктику. Ждал, пока она возьмет себя в руки, а слезы не перестанут капать с подбородка.

— У нас два часа, до обмена, — сказал он. — Сейчас за твоими вещами, после в шаттл.

Он оплатил счет. Провожать их вышел весь персонал. Ниршан видел, как мужчины жалели Максиму, женщины завидовали ей. Как ни странно, никто не осуждал.

В машине она приняла случившееся. Подозрительно скоро, что не могло его не радовать. Она разглядывала улицы города, людей, гуляющих допоздна и сидящих в кафешках. Ниршан взял ее за руку, сжал неотзывчивую ладошку, заставляя повернуться в его сторону. Она раздавленная поражением, смотрела на него во все глаза, как смотрят в обрыв, в пропасть, собираясь прыгнуть. И молчала.

— Я тебя не обижу. Верь мне.

Ниршан не выпускал ее руки из пальцев. Отогревал отчаянье, посылал через кожу ласковые обещания. Всю невысказанную страсть, что чувствовал. Хотелось большего, много большего, буквально в номере отеля. Шальные, соблазнительные мысли кружили голову. Но было столько дел и обязательств.

Максима собрала вещи, в одну спортивную сумку.

Они отправились в путь. Уже в шаттле она пропустила чей-то звонок, обозначенный, как отец. Ниршан сделал мысленную пометку, выяснить, кто ее отчим.

Сегодня на площади он видел троих неизвестных. А еще чувствовал их намерения, вкушал агрессивный цвет настроения. И следили они не за ним. В кофейне появлялись люди, присматривали. Ниршан осознавал, девчонку пасли спецслужбы. Но не их, не Гуй Ли. Своих, он знал. Легенда с удочерением и студенчеством вызывала недоверие, но требовалось увести ее из Рима. Домой. В безопасность. На свою территорию. А там они поговорят.

— Ты знаешь, что за тобой следят?

— Нет, — сказала неубедительно. Возможно, знает, что пасут, но не знает, кто именно.

Они вылетели. В положенное время очнулись в телах друг друга. Первые пару секунд смотрели на свои тела с любопытством.

— Странные чувства, — Максима, протянув руку, трогала (Ниршана) саму себя. — Будто фокус.

— А зачем тебе нужна была таухуа? Ты создала столько проблем этой выходкой, до сих пор не разгреблись.

Она поморщилась.

— Надеялась, скинуть зацепившуюся Инь в Инь.

Ниршан покачал головой, да он тоже думал, как только начал понимать, хоть что-то в случившемся.

— Пробовал. Не работает.

— Жаль, — Максима огорченно вздохнула. — А что еще пробовал?

— Только это.

— Ну, тогда что тянуть? Не хочу больше откладывать, — заявила девушка, и легко словно перышко потянула Ниршана (свое тело) на себя.

Дичь полнейшая! Никогда Ниршан не ощущал себя более странно и нелепо. Что бы его, вот так за грудки и на себя. Это она, что удумала? И тут он понял, осознал ее намеренное прикосновение.

— Э-э-эй, — от неожиданности он нервно рассмеялся, махом оказался сидящим на коленях у своего тела. — Убери руки с моей задницы! Грудь не тронь.

Отчего у него жуткий визг в голосе?

— Подожди, прыткая какая.

Кому расскажи, засмеют до скончания веков. Он в теле девушки, ладно, но все остальное. Это же им будут владеть, его будут иметь. Потому, что девчонка в его теле абсолютно беззастенчиво мяла его (тело Максимы), нахально поглаживала, трогала, где хотела.

— Таак, не пойдет, — дал со всей силой газу назад, вскочил на ноги, ощущая потрясающую беспомощность. — Мы так не договорились.

Веса в теле Максимы килограмм под пятьдесят, а