И зачарованные не возьмут.

У матерых жирняков, поговаривают, шкура вырастает полуметровой толщины. Этот выглядел вполне себе матерым.

Эль, сообразив, что стоять и ждать, пока ее нашинкуют, тварь не станет, отступил. Он благоразумно обогнул жирняка по дуге, ловко увернувшись от пары плевков, и присоединился ко мне. Благо, мавзолей был достаточно древним, а значит, вполне себе пафосным.

Заговоренный мрамор.

Высокая крыша.

И периметр, в котором теплились остатки охранного заклинания. Я добавила силы – жирняку оно вреда не причинит, но заставит держаться в стороне. А мы пока на крыше посидим.

Эль положил клинки рядом и, потрогав кромку, поинтересовался:

– Что делать будем?

Я пожала плечами. Разум подсказывал, что единственный разумный выход – побег. Но…

– Ты же некромант, – в голосе эльфа послышался упрек.

– Очень хреновый, – чистосердечно призналась я. – Мне и диплом-то давать не хотели, но… мамина память, цеховая солидарность и все такое.

С крыши было удобно следить за жиряком.

Он топтался, обваливая края ямы, в которой спал. А ведь и вправду… откуда взялся? Не болото же. И захоронение, конечно, вполне себе массовое, но не того класса, который даст повышенный уровень темных эманаций. А главное, опять же, чтобы дорасти до подобных размеров, не год нужен и не два.

Ладно, над этим подумаем позже.

…я ведь как-то справилась с гворхом. Точнее, мне повезло, но…

В голову закралась идея.

Обычно безумные идеи – это Гретино, но, верно, родная кровь – это вам не водица… снаружи жирняк неуязвим. А вот если изнутри попробовать?

– Слушай, а ты можешь мышь поймать?

– Что? – Эль, следивший за жирняком пристально, моргнул.

– Мышь… или крысу. Лягушку. Что-нибудь живое и…

…лучше бы крупное. Вот маншул бы подошел, но эльф благоразумно оставил мертвого кошака дома.

– Зачем? – светлые бровки сошлись над переносицей.

– Тварь брать будем. На живца.

Ловить мышей эльф отказался наотрез, то ли не умел, то ли любовь к живому и вправду была сильна, но в целом план ему понравился. А коррективы – почему бы и нет?

Спустя четверть часа жирняк сумел-таки выбраться из ямы, потоптался вокруг, снеся с полдюжины надгробий, и заковылял к мавзолею. Махонькие лапки его каким-то чудом не проваливались в рыхлую кладбищенскую землю, а массивная туша, хотя и колыхалась, но не падала.

– Готово, – сказал Эль, убирая руки от тряпичной куколки.

Я такие в детстве делала.

Веточки.

Ниточки.

И пара лоскутков, оторванных от эльфийской белоснежной рубашки. Рвал он, к слову, сам.

– Ты уверен? – куколка, конечно, шевелилась, но съедобной не выглядела. Может, конечно, у нежити свое собственное восприятие съедобного, однако мучили вот меня сомнения.

– Увидишь, – Эль, подхватив куколку, лихо спрыгнул на радость жирняку, который от счастья аж соловьем залился. Правда, длилось то недолго, поскольку подлый эльф быстренько вскарабкался на крышу.

А куколка…

Какая куколка? На тропинке появилась девочка.

Маленькая такая.

Белокурая.

С личиком румяным, с глазками наивными в пол-лица. Я едва с крыши не сверзлась. Вот тебе и магия иллюзий.

Жирняк пасть раскрыл.

Слюну пустил.

Девочка стояла.

Корзинка в руках плетеная. На волосах красная косыночка с рюшками. Корзинкой помахивает, рюши щупает. И подмигивает жирняку, мол, чего ждешь-то? А главное, выражение лица у крошки такое вот… циничненькое, как у девы любви, клиента подзывающей.

Тот и не устоял.

Разверзлась пасть.

Мелькнул язык. И… опустела тропинка. Жирняк лишь икнул сыто. Глазки прищурил, правда, закрывать и впадать в спячку он явно не намеревался.

– И… думаешь, сработает? – шепотом поинтересовался Эль.

А я пожала плечами.

Единственное, что у меня получалось более-менее стабильно – взрывы. И этот не стал исключением. Сначала в туше что-то заурчало, заворчало. Ухнуло глуховато, заставив жирняка приоткрыть пасть. И на морде его тупой, клянусь, появилось выражение крайне недоумевающее.

А в следующее мгновенье тушу разорвало.

– Ложись…

Я и без подсказки в камни вдавилась, а эльф сверху растянулся. Это зря… жиру в жирняке накопилось изрядно. И растопленный магическим огнем, смешанный с внутренностями твари и содержимым их, он покрыл все, что находилось в полусотне шагов от центра.

Мы вот находились.

Жир был в меру горячий и без меры вонючий.

Он лег на руки, на куртку. Ее теперь только выбросить… судя по шипению и оркскому нецензурному, жениху тоже досталось… и главное, сверху что-то еще шлепнулось, влажноватое, тяжелое…

Я откатилась и села, аккурат для того, чтобы увидеть, как медленно сползает по эльфийскому надменному лицу ошметок шкуры.

– Знаешь, – Эль его отбросил в кусты. – Я себе это как-то иначе представлял.

Как по мне, на подобные темы лучше вообще не фантазировать, но… кому как нравится. Я сняла с пояса флягу и молча протянула жениху.

Он так же молча принял.

Глотнул.

Посмотрел на небо, которое стыдливо зарозовело, обещая близость рассвета и разборок с местными. Чую, не понравится им жир жирняковый с могил отмывать. Да и само кладбище как-то утратило прежней пасторальности.

А нам еще яму осматривать.

– Надо поспешить, а то на завтрак опоздаем… – меланхолично заметил Эль, допивая отвар. А что, говорю же, успокоительные у Греты получались отменнейшие. – Мама расстроится…

– В таком виде?

Мне отмываться часа два, да и ему не меньше. А яму бросать нельзя, мало ли, кто до нее доберется… нет, пока фон почистишь, пока контуры выправишь и печать сверху…

Однозначно не успеем. Разве что…

Эль, выслушав мои резоны, как-то странно улыбнулся и произнес:

– К сожалению, я полностью выложился, так что почистить не смогу. Но у меня платочек есть.

И вправду платочек протянул. Батистовый. С монограмоой…

Прекрасная леди Алауниэль окинула взглядом девушек, собравшихся в гостиной, и мысленно поморщилась. Идея, еще недавно казавшаяся донельзя удачной, утратила всякую привлекательность.

Несколько месяцев раздумий.

Тщательнейший отбор, ибо мальчик достоин лучшего. И что в итоге?