Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Горькая, – подсказала я.
– Почему?
– Так жалостливей.
Она вздохнула.
Нет, любовь была взаимной, а подкрепленная радужными перспективами обоюдной выгоды – все-таки проснулась в сестрице гномья кровь – и вовсе, можно сказать, неземной. Эрик дарил браслеты. И этот, с бусинками, тоже. В трактир водил. И матушке представил.
Вот тут-то и случилась… неприятность.
Матушка у Эрика была из рода старого, почтенного, а потому Грете не обрадовалась.
– Она… назвала меня полукровкой…
– Ты и есть полукровка, – я погладила широкий лист малины. – Даже четвертькровка… хотя так не говорят.
– Безродной… и вообще…
Именно тогда в Гретину светлую голову пришла чудеснейшая мысль отыскать папочку. А что, имя она знала, остальное же оказалось не так сложно.
– Понимаешь… она нас ждет… в гости… и если… если ей не понравится, то она не разрешит Эрику сделать мне предложение…
Я вздохнула.
Интересно, сказать Грете, что, даже будь она дочерью Подгорного короля, вряд ли бы понравилась будущей свекрови. Уж не знаю, почему, но чувствовала я это ясно. А еще чувствовала, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Но Грета уставилась на меня и, шмыгнув носом, добавила:
– Тебе хорошо… у тебя целый эльф имеется.
Эльф имелся.
И вполне даже целый, хотя местами и погрызенный. Он по-прежнему появлялся ближе к ночи, устраиваясь в беседке, и мы пили чай.
Пили и молчали.
Порой говорили, но о вещах каких-то посторонних, к высоким материям отношения не имеющим. Он приносил эклеры и сахарные трубочки, а я заваривала Гретины сборы.
Нам было хорошо.
Мне во всяком случае. А Эль… как-то притащил большой справочник нежити. И еще подробную карту провинции, которую я повесила на стене в спальне. Были булавки с разноцветными камнями. И споры шепотом о том, стоит ли нападение свирдлов на рыбацкую деревушку считать особым происшествием.
Я знаю, он обращался в гильдию с запросами, но…
С гильдией у меня сложные отношения.
И у эльфов тоже.
Как бы то ни было, но прошедшие месяцы выдались на редкость спокойными, и это должно было насторожить.
– Ты же пойдешь? – робко поинтересовалась Грета.
А я вздохнула.
Пойду.
Куда ж я денусь. Вот интересно, должна ли я знакомить Гретиного папеньку со своим женихом, с учетом, что папенька, как по мне, личность пресомнительного достоинства, а жених и вовсе подставной?
Эль явился после заката, и малина зашелестела, приветствуя кормильца. Побеги стлались, листья сворачивались, выпрашивая сушеное мясо, которое Эль носил в кулечке.
– А что с ней зимою будет? – поинтересовался он, пытаясь отцепить особо наглый побег от рукава куртки.
– Понятия не имею. Уснет.
Зимой весь наш двор засыпало снегом. Порой он добирался до окон и выше их, и тогда в доме становилось не только холодно и сыро, но еще и темно.
На меня воззарились с немым упреком.
– Да она живучая, – попыталась оправдаться я, а Эль вздохнул и произнес:
– Если ты не возражаешь, я укрою ее. Иногда случаются морозы, а розоцветные к ним весьма чувствительны…
И малина поспешно закачалась, всем видом своим притворяясь чувствительною и вообще показывая крайнюю трепетность натуры. Я же пожала плечами: если ему хочется, то пускай укрывает.
Эль же протянул мне коробочку и спросил:
– Что случилось?
– Ничего. Нет, действительно ничего такого… Грета вот замуж собралась, – я поставила коробочку на лавку и посмотрела на дом. На кухне хозяйничала сестрица, и не то, чтобы мне было неприятно, просто…
Просто, глядя на тех двоих, которые вдруг и сразу нашли общий язык, будто не было ни побега, ни предательства, ни пропущенных лет, я чувствовала себя лишней.
– Отца нашла. Он сейчас там.
– А ты здесь?
А я здесь.
Очевидная глупость, только ничего с собой не могу поделать. Чувствую, начни он играть в доброго папочку, нервы сдадут. И да, я не знаю, что там у них произошло с мамой. У нее и вправду характер тяжелый был, но… это не повод бросать Грету.
И меня тоже.
Я ведь к нему успела привыкнуть за пару-то лет. И та кроватка, кукла и еще украшения из проволоки с камушками. Первые мои украшения, которые до сих пор лежат в старой шкатулке, им же сделанной. И кукла, подозреваю, где-то там же. Только искать ее не буду.
Не хочу.
– Прогуляемся? – Эль предложил руку, а я приняла ее.
Хороший у меня жених.
Был бы человеком еще…
Мы шли.
Просто шли.
Улочка и еще одна. Тишина, которую изредка нарушают чьи-то голоса. Шорох, шепот… тени из-под ног. Шмырников развелось, куда только Гильдия смотрит? Это ведь только кажется, что шмырники безобидны, мелкая беспомощная нечисть, только и способная, что ворон на помойках гонять. Да и то стаей. Но вот стаи их имеют обыкновение разрастаться самым поганым образом, а уж когда их больше сотни… нет, с сильным связываться не рискнут, но вот из пьяного жизненные силы вытянут, ребенка заплутают.
Надо будет написать доклад, правда, крепко подозреваю, что отправится он прямехонько в мусорное ведро.
– Если ты не хочешь возвращаться, я могу предложить тебе свой дом, – Эль щелкнул пальцами, и темная фигура, бросившаяся было наперерез нам, поспешно отступила в тени.
Что-то совсем неладное в городе творится.
Настолько неладное, что мысли мои окончательно прояснились. Я огляделась. Мы были… где-то были, да… явно не в бедном квартале, вон, заборы высокие, дома за ними видятся массивные, приличного свойства. А главное, на охранные заклинания местный люд не скупился. В этаком месте должно быть безопасно, что днем, что ночью, а тут… шмыгает всякое.
Я принюхалась.
Запах характернейший, вроде бы и медом тянет, и в то же время дерьмецом пованивает. Значит, где-то поблизости свяжье гнездо, причем, если осень уже, то зрелое вполне. Неделька-другая и лопнет оно перезревшим шаром, выпуская толстых медлительных маток. Те, конечно, изрядная добыча для прочей нечисти, но десяток-другой уцелеет, чтобы уйти под землю и там перезимовать. А по весне, выбравшись, забившись в какую-нибудь щель, выстроить гнездо новое.
Свяги в городе…
Они больше по деревням встречаются. Селятся под крышами овинов и сараев, коровью чуму провоцируя, ульи опять же любят, пожирая пчел, которые до последнего, будто одурманенные, таскают незваным гостям нектар. Пчеловоды свягов крепко не жалуют, только…