Марья вытерла взмокшую бровь. Ноги ее гудели.

– Что они делают? – выдохнула она.

– О, это военная фабрика. Ты не знала? Разве твой любовник не все тебе рассказывает? Они ткут бойцов. От полудня до полуночи, и выходных за хорошую работу не дают. Видишь? Один как раз сходит с конвейера.

Прямо под ними одна из Елен заканчивала шлем на солдате. Он выглядел плоским, будто бумажный, но идеально скроенным, в хрустящей форме, с безмятежно закрытыми глазами, с винтовкой на изготовку. Челнок метался взад и вперед, довязывая навершие шлема. Покончив с этим, женщина расправила штанины его брюк и сильно дунула внутрь – сначала в одну, потом в другую. Солдат надулся, нос выскочил и принял форму, на бедрах округлились мускулы. Он неуклюже сел, скрипя новыми швами, и прошагал в конец комнаты, где его уже поджидали накопительные чаны.

– Видишь, они неживые, – объяснила Баба Яга. – Ну не совсем живые. Не так, как лягушка или моя машина. Это все потому, что Вий опять может провернуть старый трюк, покромсав наших людей как ненормальный, будто ему с головы платят, а потом оборотить их и поставить в собственный строй. А этих бедных ублюдков когда заколешь, они просто рассыпаются. Неплохо придумано, да? Скажи, что мой братец не умница.

– Товарищ Яга…

Баба Яга крутанулась к ней так, что полы шубы захлестнуло.

– Не смей называть меня товарищем, девчонка. Я тебе не ровня и не подруга. Председатель Яга. Эта чушь с товарищами – просто крючок, на который низкородные ловят высокородных. И что в результате получается? Все барахтаются в одном и том же дерьме, как свиньи.

Марья постаралась, чтобы ее голос прозвучал сильно и звонко:

– Председатель Яга. Зачем вы меня сюда привели?

Баба Яга осклабилась, показав все зубы. Внезапно Марья заметила три головы, пришитые к ее черной шубе, – три норки со щелочками глаз, с мордами, застывшими в тройном оскале.

– Чтобы показать тебе твое будущее, товарищ Моревна! Кощей, мой ненасытный братец, похитил всех этих девушек – из Москвы, из Петербурга, из Новгорода, из Минска. Выманил их из уютных домишек, прокатил по снегу, указывая им, что есть, как целоваться, когда говорить, купал их, когда они болели, чтобы они любили его и жить не могли без него, – о-о-о, мой братец любит быть нужным! Да и самому ему много чего надо. А потом – ну что потом случается со всеми мужьями и женами? Некоторые ему наскучили, некоторые предали, украв его смерть или сбежав с пресловутыми богатырями, у которых шеи что свиной окорок. Ты подумай – они крадут его смерть. Ну что за мегеры! Совсем стыд потеряли. Да неважно все это. Мой братец все равно помирает в конце. Сколько мне похорон пришлось посетить! А цветы, подарки каждой из них! Я на его пристрастии к театральности почти разорилась. Хотя толку никакого. Вот что значит бессмертный. Умирает-то только его смерть. А Кощею хоть бы что. Никто из этих девиц с молочно-белыми попками не в силах этого понять, хотя он чуть ли не на грудь себе приколачивает протокол о намерениях. Они крадут его смерть, вскрывают ее, топчут, как шавки, – да такие они и есть, что с этим поделаешь? Собака всегда собака. Знает только как кусать да жрать. Но большинство из них, Марья, – ах же, какое имечко у тебя мягкое да черное! Я б в нем целый день валялась, – большинство из них не могут мимо меня проскочить. Семья – это злое, колючее дело, и Кощей не может жениться, пока я не разрешу. Эти телки недостойны пол у меня мести! Они даже не могут попасть стрелой в игольное ушко! Что толку от жены, которая и того не умеет, спрашиваю я тебя? Я ему тысячу раз делала одолжение.

Баба Яга полезла в шубу и достала сигарку. Она откусила конец и сплюнула его, перекатывая сигарку между зубами.

– Вот так они и сидят, даже не стареют. Старые-то совсем плохо работают, мне ли не знать. Мне и самой никогда не нравилось работать вполсилы, когда можно совсем не работать. И они не умирают. Вон та Елена – с родинкой на шее, – она тут со времен князя Олега. Леночка! – позвала председатель Яга и послала ткачихе воздушный поцелуй, весь в дыму. Девушка не подняла глаз от винтовки, которую ткала. – Я уверена, что где-то здесь найдется местечко и для тебя, Марья. Какая бы я была бабушка, если бы оставила хотя бы одну из своих малюток на холоде!

В глазах Марьи стояли слезы, голова кружилась. Еще один шаг – и она опрокинется через край балкона. Вот эти все? Все они любили Кощея и спали в его избушках? Обнимались с берданкой? Привыкали к холоду?

– Он сказал, что других не было, никогда. Он сказал, что я неправильно поняла Волчью Ягоду, что я – его единственная любовь. – Но еще больше, чем ложь, которой ее накормили, сердце Марьи не могло постигнуть коварства своего любовника, который держал этих девушек в плену год за годом, как накопленное сокровище.

– Мужья лгут, Маша. Мне ли не знать, я свой пуд соли съела. Это урок номер один. Урок номер два: муж вероятней всего будет лгать, когда речь зайдет о таких вещах, как деньги, выпивка, черные глаза, политические союзы и женщины, которые сидели у него на коленях до и после тебя, сладкой.

Марья закрыла лицо руками. Она не могла смотреть на этих Елен и Василис. Думать о том, как им ставили горчичники, как они открывали рот навстречу краюхе хлеба с икрой. И что еще хуже, не могли вернуться домой с работы, которая никогда не заканчивалась.

– Елки-моталки, девочка моя, ты что, никогда не слышала ни одной истории про Кощея? Они все одинаковые. Акт первый, сцена первая: симпатичная девушка. Акт первый, сцена вторая: симпатичная девушка пропала!

– Я не думала, что это что-то значит. – Я думала, что эти сказки обо мне, каким-то образом обо мне. Что это я героиня. Для меня это было как волшебство. – Они здесь даже не знают, кто такие писатели!

Баба Яга смягчилась, насколько вообще бабы-яги могут смягчаться. Ее заплетенные брови умильно съежились.

– Это не значит, что мы не понимаем, что такое истории. Не значит, что мы не разгуливаем в этих историях поминутно. Мы, черти: демоны и бесы, маленькие и большие, – такие увлекающиеся. Мы одержимы. Это наша природа. Мы заводим пластинку снова и снова, мы всегда маршируем в ногу, мы разыгрываем одни и те же истории, выполняем одни и те же движения, пока время наматывается, как пряжа на веретено. Мы делаем все по образцу. Очень удобно. Иногда бывают небольшие изменения – автомобиль вместо лошади, девушку зовут не Елена. Но разницы на самом деле никакой. Никогда! – Баба Яга прижала тыльную сторону увядшей ладони к Марьиной щеке: – Вот так ты становишься бессмертной, волчица. Проходишь одну и ту же сказку снова и снова, пока не натопчешь тропинку в этом мире, до тех пор пока, даже если ты исчезнешь, сказка будет продолжаться, будет играть, как граммофон, и ты снова должна подниматься, даже если глаз пробило пулей, чтобы играть свою роль, подавать свои реплики.

Слезы Марьи текли по щекам и капали сквозь решетку чугунного балкона. Одна из них упала на волосы рыжей Василисы. Та не шелохнулась ни на йоту. О, я знаю, что сделаю, я знаю, подумала Марья в приступе ярости. Когда я стану Царицей, я поломаю все эти станки и освобожу их всех.