– Если вы приехали, чтобы решить, можно ли ему на мне жениться, почему вы так долго ждали? Я здесь уже год без малого. Целый год я ему верила.

Баба Яга убрала руку. Затушила сигарку о перила балкона и выпрямила спину.

– Ленин умер, – коротко ответила она. – Это у него лучше получается, чем у моего брата. Его смерть прилипла к нему. Что мне было делать? Я сплясала на крышке его гроба. Такую малость он заслужил. Никто меня не видел, конечно. После всех этих лет я наловчилась ступать легче ветра. Трубы трубили, лица выплакивали, а я танцевала на его отвратительном стеклянном гробе – как Белоснежка, черт подери! Я вот думаю, если бы я его поцеловала, он бы проснулся?

* * *

– Я могу оформить приказ, если хочешь, – сказала председатель Яга, шагая по Скороходной дороге на своих двоих.

Она внезапно остановилась, втягивая воздух длинными всхрапами, как гончая, и шмыгнула за угол темной безлюдной винокурни.

– Ага! Думала спрятаться от меня, да? – прокричала она, пнув увесистую бочку самогона с железными обручами, покрытыми коркой снега.

Она ласково ее похлопала.

– У меня есть симпатичная бронзовая печать для приказов, достаточно большая, чтобы размозжить голову. Но мне кажется, все это более или менее стандартно. Выполнишь в срок три задания – и можешь примерять белое платье и заливаться румянцем себе на радость. Я, конечно, сомневаюсь, что он позволит тебе надеть белое, но идею ты поняла. А если не справишься, я перемелю твои зеленые косточки своими зубками – хрусть-хрусть!

– Я думала, что вы наказывали девушек, отправляя на эту фабрику.

Баба Яга постукивала по бочке с водкой как опытный медвежатник.

– Это привилегия любой Елены. Ты, я – мы хотим есть. В семье принято делиться, знаешь ли. Мой брат отведал тебя. А мне почему не предложили? Ты ела, как царевна, целый год! Посмотри на эти ягодицы, на эти мускулистые руки! Тобой можно разговеться после Великого поста, и еще останется достаточно, чтобы запечь на Новый год.

Марья Моревна стояла на морозе, засунув руки глубоко в вязаные карманы. Ветер трепал ее меховую шапку.

– А разве это не жених должен добыть перо жар-птицы и достать кольцо со дна морского, чтобы доказать невесте, на что он годен?

Баба Яга склонила голову набок, будто обдумывая, какой ответ будет самым забавным.

– Женщины должны сбросить оковы угнетения и добиться равноправия, поросеночек мой молочный. Ну и потом, такой подход работает только в том случае, если ты не допускаешь жениха до своего лона за год до свадьбы. А коли допустила, то не сможешь заставить жениха даже печку вычистить, не то что там с жар-птицей возиться. Отвратительные создания, если хочешь знать мое мнение. Пугливые мешки с горящим дерьмом – ты видела когда-нибудь, чтобы они ели? Никакого толку от них, кроме ожогов да мордобоя. Это касается и жар-птиц, и мужей, кстати.

Марья позволила себе самодовольную улыбку. Ее жар-птица даже не оцарапала ни разу.

– Но Елены, – прошептала она, – я не могу перестать думать о них. Это, должно быть, какая-то ошибка. Я должна поговорить с ним. Я просто обязана… – Может, это все ничего не значит, а старая ведьма лжет, чтобы огорчить ее, и утром они с Кощеем вместе посмеются над этим.

– Что, представляешь, как он оправдывается, пав ниц? Я понимаю, ты хочешь, чтобы он ползал перед тобой. Уверена, что ты перед ним вволю наползалась, а чем ты заслужила взаимность? Тем, что у тебя красивая грудь, и тем, что выучила несколько стишков? Послушай, девочка, баба знает. Просто сочини историю, какая тебе нравится, и притворись, что это он ее тебе рассказал. Это убережет тебя от толики бед.

– Я думала, ты не хочешь, чтобы он женился.

– Да мне до сиськи тараканьей, женится он или нет. Но я не допущу в семью избалованных полоротых недоумков.

Председатель Яга поскребла скрюченным пальцем дубовый чан. Ее длинный загнутый ноготь заискрился и прорезал аккуратную дырочку в боку бочки, после чего она наклонилась и хлебнула водки, вытекающей через дырочку. Струйка омыла ее сухой язык, а она все лакала и прихлебывала. Наконец, старая карга вытерла рот рукавом и повела пальцем в другую сторону, запечатывая дырочку.

– И ты должна признать, что у меня есть такая скверная привычка – оказываться правой. Кто из этих негодниц не набрасывался на первого попавшегося дурня, разъевшегося на картошке? Кто не плел заговоров против Кощея? Как часто моему брату делали больно! Я хочу для него только самого лучшего. Скажи это сама себе, если это поможет тебе улыбнуться, когда он тебя целует. И не забывай улыбаться. Я была замужем семнадцать раз, Марья Моревна. Ты хоть представляешь, сколько мне известно о мужчинах? И о женщинах! Не делай такой удивленный вид – вечность-другую побудешь женой, захочешь жену и для себя. Жены – это такие удобные дружелюбные существа. Лучше, чем коровы. Они будут любить тебя, когда ты их лупцуешь, и работать до самой смерти.

– Я не такая.

– Посмотрим. В любом случае, тем, что я знаю о замужестве, можно украсить небо в беззвездную ночь. Я раздаю задания не потому, что подмазала правильного комиссара. Я даю их, потому что знаю. Жена должна устрашать, рука у нее должна быть крепче, чем у боярина, и она должна знать, как править. Это единственное, что важно, в конечном итоге. Кому водить. А если не можешь, ша! Не про тебя то колечко.

Марья задрала подбородок:

– А что, если я не хочу этого колечка?

– Еще утром хотела. Что изменилось? Узнала, что у него была толпа девок до тебя? Ты же не думала, что бессмертный значит бесполый. Они приятные девушки! Припасать девственность – это такое же преступление, как припасать еду. Кроме того, не забудь про ту часть, когда я буду глодать твои косточки после того, как ты провалишься. Лучше уж выйти замуж, чем превратиться в бульон из девы и девственные котлетки к нему.

– Как она выглядит? – спросила Наганя, полируя длинные ореховые ноги густым маслом. Она лила золотистое вещество на кожу и хихикала от щекотки, когда оно затекало в металлические части под коленями. Она поправила костяной прицел в правом глазу.

– Мне откуда знать? Я об этом не слыхала.

Марья безутешно упала в плюшевое креслице, примостившееся у косметического столика. Солнце стучалось в окна, воспламеняя красные шторы. Она никогда не пользовалась косметикой, хотя Лебедева вечно уговаривала ее постигнуть тайные ритуалы пудры и румян. Тем не менее они все так и хранились в черных баночках, как смертельное зелье, нетронутое, но наготове.

Наганя пожала плечами:

– Ну я же слышала об этом. Какая-то замшелая травка, что отмыкает все замки, по-видимому. Но это еще не самое смешное. Трудность в том, что найти разрыв-траву можно, только если заковать какую-нибудь старушку в ножные кандалы и заставит ее брести по полю при свете луны. Как только ее цепи спадут – пуфф! Разрыв-трава. Никогда, правда, не видела такого. Сохранить ее свежей – это мучение, лилии дольше живут в вазе с пылью.