– Я должна принести это председателю Яге до вечера, или она меня в горшок с супом бросит. Уже листает тетрадку с рецептами.

Председатель Яга позаботилась о том, чтобы она не встречалась с Кощеем, заняла его делами и не выпускала, чтобы у Марьи не было другого выхода, кроме как подчиниться злобным прихотям старухи-ведьмы.

– Может, Лебедеву привлечь к этому делу? Она уже не так молода.

Берданка засмеялась, щелкая смазанной металлической челюстью, подобно нагану, стреляющему холостыми.

– Я ей скажу, что ты про нее говорила, когда она в следующий раз возьмется щипать меня за щечки и трепать за волосы. Но все равно не годится – это должна быть человечья старуха. Нехватка распаляет желание, знаешь ли. У нас нормальных бабушек не бывало с морковкина заговенья.

– Что же мне тогда делать? Я не хочу быть супом. – А если не получу корону, не смогу освободить Елен.

– А еще ты хочешь оказаться достойной выйти за Кощея…

Марья Моревна нахмурилась, уткнув подбородок в грудь:

– Мне следует порвать его собак и зашвырнуть его смерть с утеса – вот что мне надо сделать. Наша, ты не видела этих женщин! Это он должен из кожи лезть, доказывая, что достоин меня.

Наганя поежилась. В ее темных глазах притаилась тревога:

– Да видела я их, видела. Когда они жили в этой комнате. Когда они встречались с председателем Ягой. И мужчин этих тоже встречала.

– Каких мужчин?

– Ива́нов. Где Елена или Василиса, там и Иван. Бабушка должна была тебе рассказать про богатырей. Они обычно не очень смышленые, но будь я проклята, если они не красавчики. Они всегда младшие из троих сыновей. Честные, туповатые, как ногти на ногах, но в портках хозяйство богатое. А Елены вечно влюбляются и сбегают. Я помню, один Иван заявился с волком, огромной серой зверюгой. Всю работу сделал волк, запутал Кощея, чтобы тот рассказал, где его смерть, а Ивану подсказывал, что говорить, чтобы Елена Прекрасная потеряла от него голову, хотя он и был младшим сыном без наследства и с грязью под ногтями. Так они вдвоем и уехали на волке верхом, когда все, что положено, было сказано и сделано. Оставил Кощея истекать кровью на снегу. Когда они благополучно удалились, он сам поднялся и кровь смыл. Долго стоял, глядел на дорогу, будто думал, может, еще вернется. Да что тут поделаешь – ушла так ушла. Он тогда из Черносвята сколько недель не выезжал. Председатель Яга даже не произносит больше имени Иван – так она их ненавидит. Если встретит одного на улице, сразу – хрусть, хрясть! Лопает их прямо на месте, а потом отрыгивает, как уполномоченный по зерну, так чтобы каждый знал, что ей нисколько не стыдно.

– Ты их знала? Ты спала, свернувшись клубочком, с ними, и ты знала, где они? И ты не пытаешься их спасти?

Наганя нахмурилась:

– Чертям не положено спасать. Если съешь тухлую рыбу – наверняка заболеешь. Если ты неверная негодная девка – окажешься на фабрике. Это же просто здравый смысл. К тому же для человека быть несчастным естественно. Как для чертей естественно наслаждаться их несчастьем. В системе это работает чертовски хорошо.

Марья поковырялась в ногтях. Она знала ответ, прежде чем задала вопрос:

– И если я там окажусь, ты за мной тоже не придешь?

Берданка Наганя посмотрела в сторону, при этом масляные волосы закрыли ее лицо.

– Ну что ж, – тихо молвила Марья. – Если я когда-либо встречу человека по имени Иван, я вырву его сердце и съем прежде, чем он успеет пожелать мне доброго утра.

Наша ухмыльнулась, желая плавно объехать деликатную тему.

– Вот оно и видно, что ты одна из нас, Машенька! От печенки-селезенки до мозга костей. Нам еще разрыв-траву копать, а времени – в обрез.

– Если нам еще надо человеческую старушку добыть, как успеть вернуться в город скорей чем за пару недель? Волчья Ягода не поможет.

– Есть такие места на границе. Места, где березы тоньше бумаги и можно прорваться. Это те места, где Царь Жизни и Царь Смерти бились так сильно, что их владения измельчились, перемешались и слились, как две стороны одного камешка, как вершки и корешки репы, как кошкин нос и кошкин хвост.

– Мне надо попытаться с ним увидеться прежде, чем мы уедем. Баба Яга не сможет меня удержать, если он услышит мой голос. Я уверена, что он обнимет меня и скажет…

– Маша, не надо, – забеспокоилась Наганя. – На войне сейчас все нехорошо.

– На войне всегда все нехорошо.

* * *

Марья и Наганя взяли молодого проворного и голодного коня зеленого цвета и потрусили по Скороходной дороге, залитой вечерним светом. Берданка просунулась впереди Марьи и держалась за луку седла деревянными руками. Лениво, никуда не торопясь, плыли сумерки, волоча за собой розово-фиолетовую дымку. Последние лучи солнца перемигивались между ушей их жеребца.

– От меня лошади шарахаются, – забеспокоилась Наганя. Предохранитель в ее щеке взводился и резко опускался, эхом отзываясь на дороге. – Этот обязательно встанет на дыбы и сбросит меня. А потом затопчет нас обеих.

– Я взяла молодого, который еще не слышал, что ты иногда стреляешь в людей. Все будет нормально.

Конь заржал, раздувая снег с морды.

Наганя вертелась на своем месте, пока дорога убегала позади них, а лес подступал спереди, темный и пугающий, шелестящий и ледяной. Она схватила подругу за подбородок:

– Марья, слушай лес так, будто у тебя уши без дна. На границе опасно. Здесь живут твари с очень дурной славой. Будь осторожна! Если ты пропадешь, Кощей отправит меня на переплавку. Если увидишь кого-то знакомого или кого-то с серебряной звездой на груди, нельзя с ними разговаривать, даже бранить их нельзя или спрашивать, как зовут. С лошади слезать нельзя. Если твои ступни коснутся земли, я не смогу тебя выручить. Даже камни вражеские – лютые, и те кусаются. Я за тебя и старуху найду, и через поле ее прогоню.

– Так нельзя ж мухлевать!

– Тьфу ты! Да она уверена, что ты будешь мухлевать. Маша, любимая, эти задания не для того, чтобы испытать твою силу или волю, – они испытывают твою способность жульничать, это самая настоящая бесовская мерка и есть. Задания невозможно выполнить, если играть честно. Что тебе остается? Отправиться в ничейные края и пропасть там навсегда?

– А другие так же поступали? Ты Еленам про это рассказывала?

– Да, и они отказывались слушать, потому что были невинные девы, без малейшей лжи в сердце или пятна в душе. Не будь такой невинной, Марья. Невинный значит глупый. Доверься своему другу, я – гоблин и лучше такие вещи знаю, и мы добудем эту разрыв-траву Яге на салат еще до зари.

Но если я не невинна, значит, в моем сердце ложь? Душа замарана? Может, я дьявол? Что это значит, быть одной из них? Марья решила разобраться со всем этим, когда у нее будет минутка подумать, когда горшок Бабы Яги для супа не будет нависать над ее головой. Лес сгущался. Березы, усеянные воронами, подлесок с красными глазами ежей. Над головой с неба сочилось фиолетовым, но чернота уже наползала, пока не остались только резкие колючие звезды, прорезающие тьму. Тело Нагани согрелось у Марьи на груди; она осторожно ворочала курком в горле, чтобы не замерзло масло. Наконец лес расступился широкой просекой, и снег там струился ровно и гладко, как вода. На просеке полтора десятка домов светились и дымили, как и положено деревенским домам зимней ночью. Наганя завопила, и эхом отозвались совы, будто на крик одной из них. Из самой маленькой избушки выползла старуха и направилась прямо к снегу. Как только она вышла за круг света, падающего из окон, она присела прямо в поле, и в вечерней тишине громко заурчала моча.