Они ведь только этого и ждут. Как же плохо быть самой младшей в классе…

Сперва её дёргали за косички, дразнили «конопатой» и «жердью» — в начальной школе она и правда была выше всех. Сейчас остальные девочки её переросли, пришлось обидчикам изобретать новые прозвища. Например, «швабра» — потому что тощая. Это всё Илюха Серов придумывал, главный зачинщик.

Одна Юлька её понимала — потому что ей самой от Серова доставалось то за пухлые щёки, то за те же веснушки. Но когда Тайка предложила ей: давай, мол, объединимся и всем покажем, — соседка по парте втянула голову в плечи и отсела.

А на следующей перемене из толпы насмешников раздался и её тоненький голосок:

— Дурилка конопатая, мухами засиженная!

— За что ты со мной так? — Тайка догнала её на обратном пути из школы, но Юлька буркнула что-то невнятное и ускорила шаг. Предательница!

Тайка не помнила, как дошла до дома, и там уж дала волю слезам — тайком, в курятнике, чтобы бабушка не видела. А то пойдёт разбираться в школу, учительница потом отругает ребят, а те начнут ещё пуще издеваться. У Юльки так и вышло…

Но страшнее было, если не пойдёт. Пожмёт плечами, скажет, мол, пустяки, дело житейское. Ей ведь и самой от односельчан доставалось. Тайка не раз видела, как люди в лицо говорят: мол, помоги, Семёновна, ключ от сарая найти, или поколдуй, чтобы корова легко отелилась, — а сами потом через плечо сплёвывают и фигу складывают — типа от сглаза. Больно надо бабушке их сглазивать… сглаживать? Заколдовывать, в общем.

— Не обращай внимания, — говорила ей ба. — Покричат и отстанут. Дети от взрослых наслушаются, потом повторяют, как попугаи, сами не понимают что. Попробуй с кем-нибудь подружиться — глядишь, и остальные успокоятся.

Тайка только потом поняла, что это плохой совет был. Даже хотела сказать: «Что ж ты, ба, сама-то ни с кем не подружилась? Соседский дед Фёдор не в счёт — вы в одной песочнице играли». Бабушка об этом не раз упоминала, а Тайка фыркала. Ей очень смешно было представлять старичков, лепящих куличики…

А однажды учительница Марьиванна ей сказала:

— Ты сама виновата, Григорьева. Врёшь ребятам, вот они тебя и не любят.

— Я не вру! — обиделась Тайка.

— Ну, значит, фантазируешь, — отмахнулась Марьиванна. — Ты бы лучше изложения так писала, как сказки сочиняешь.

Тайка хотела сказать, что в изложении как раз никакой отсебятины не надо, но осеклась на полуслове. Поняла, что учительница не услышит. У неё же, случись что, сразу Григорьева виновата. Зато когда билеты на ёлку распределять — как будто и нет никакой Григорьевой…

Наверное, и впрямь не стоит больше никому рассказывать, как они с кикиморами играли в прятки в саду, как домовой Никифор помогал ей строить шалаш на участке, как они жарили шашлыки и как бабушка лечила коловершу, когда тот этими шашлыками объелся…

Не хотят видеть чудеса — не надо! Можно вообще не разговаривать с одноклассниками. И на заднюю парту пересесть, чтобы не лепили на спину глупые записки. И портфель всегда носить с собой, чтобы не утаскивали и не потрошили. Очень смешно было — спустить блокнот в туалет! Обхохочешься.

Самое обидное, что в том блокноте был рисунок — Тайка нарисовала Пушка, того коловершу, который объелся шашлыками. Впервые так хорошо вышло: и кошачья умильная мордочка, и совиные лапки, и крылья… эх!

В тот день Тайка от обиды ушла из школы ещё до окончания уроков. Просто собралась на перемене, натянула шапку на нос и выбежала, не обращая внимания на крики завхоза дяди Андрея:

— Куда пошла? А ну стой!

Завхоз догнал её у ворот, загородил путь:

— Эй, коза прыгучая, с уроков удрать решила?

— Плохо мне, — буркнула Тайка. И это, между прочим, было чистой правдой.

— И как ты одна до Дивнозёрья потопаешь, если плохо? Давай фельдшера вызовем, а я пока чайку крепкого тебе заварю.

— Не надо фельдшера, — Тайка мотнула головой. — Мне не в том смысле плохо.

Дядя Андрей понимающе кивнул:

— Тогда чай тоже не повредит. Хочешь булочку?

Булочку Тайка хоть и с некоторой опаской, но взяла, а от чая отказалась. Это же дяде Андрею всё рассказывать бы пришлось: почему сбежала да кто виноват, — а ей не хотелось.

— Да ты не коза, а зверь дикий лесной, — завхоз усмехнулся в бороду. — Девочка-волчонок. Ну ладно, беги. Если что, я тебя не видел.

Это прозвище было совсем не обидным, Тайке даже понравилось. И плакать сразу расхотелось.

Всю дорогу до дома она размышляла: а здорово, наверное, быть волком? Ночами не спишь, воешь на луну, и никто тебе и слова не скажет. А можно, кстати, и не просто волком стать. Тайка прекрасно знала, что оборотни существуют, даже искала их следы вместе с Шуриком — соседом-дачником. Ей нравилось думать, что нашла, хотя, возможно, это были следы большой собаки. А что если поехать в город, найти настоящего оборотня и попросить, чтобы покусал?… Нет, глупая затея — это ж каждое полнолуние надо будет превращаться. Но как стать настоящим волчонком, Тайка не знала…

— А зачем это тебе? — бабушка в ответ только усмехнулась. — По лесу не набегалась за лето?

Тайка, вздохнув, пожала плечами. Не рассказывать же, как она пришла бы в школу и перекусала там всех: и Серова, и его друга Димона, и даже Марьиванну. Бабушка такое поведение точно не одобрит. Это, конечно, не порча (а добрые ведьмы порчу не наводят, чтобы вы знали), но тоже не очень хорошо.

Вечером, вместо того чтобы делать домашку по математике, Тайка рисовала волчицу. Серого фломастера не было, и она решила — а пускай шерсть будет белой как снег. Как раз зима на дворе, а с такой шкуркой будет удобнее прятаться в лесу, чтобы никто не нашёл. Так и задремала за столом, уронив голову на руки, и приснился ей дивный сон…