всех, просто развалится и погибнет. Поэтому оно делится на тех, кто решает, и тех, кто подчиняется. Для их же блага.

— А что для них благо, тоже решают другие? — скептически спросила моя ассистентка.

— Конечно. Живущий для себя не видит картины в целом. Не может оценить перспективы. Не обернется ли его мелкое сиюминутное благо большими неприятностями в дальнейшем?

— А вы, значит, можете? — ощетинилась Алька. — С какой стати?

Надо же, у нас тут классовые противоречия!

— Люди нуждаются в руководстве, это аксиома. Разве в твоем мире не было руководящих и подчиняющихся? — спросила Калидия, не подозревая, в какое больное место «падчерицы градоправителя» ткнула.

— Были, — признала Алька, помрачнев, — но лучше бы их не было!

— Тебе так кажется, — не согласилась дочь спикера. — Если убрать тех, кто правит, их место просто займут другие.

— А может, не займут! Может, люди договорятся, и сами решат, как им жить! Откуда тебе знать? Вы просто держитесь за свою власть, чтобы вам все подчинялись! — разозлилась Алиана.

Может быть, стоит ее осадить в целях субординации, но мне нужна пациентка в активном эмоциональном взаимодействии.

— Ты когда-нибудь командовала людьми?

— Нет! Ну и что?

— Ты пробовала жить, никому не подчиняясь?

— Ха! Я сбежала, чтобы не подчиняться! — призналась в запале спора Алька.

— И теперь не подчиняешься?

— Нет!

— Уважаемый Док, — обратилась Калидия ко мне, — прикажите, чтобы ваша ассистентка ушла. Я требую!

— Алиана, иди в свою комнату, пожалуйста, — попросил я.

Та надулась, встала и пошла к выходу.

— Вернись, хватит, — велела девушка, но Алька упрямо вышла.

— Она поняла, что ты хотела доказать, — сказал я, — но тебе она все-таки не подчиняется. Только мне как ее командиру. И только в рамках моих командных полномочий. У нее тоже есть долг, как и у тебя.

— Вы разделяете ее анархистские убеждения? — спросила Калидия.

— В ее — и твоем — возрасте естественно быть анархистом, в моем — консервативным скептиком, — уклончиво ответил я.

— И все же, кто прав?

— Я не встречал общества без властной вертикали. Но Мультиверсум бесконечно разнообразен, так что все возможно.

— Вы видели много миров?

— Довольно много.

— Я бы хотела увидеть хоть несколько. Вы спрашивали, чего бы я хотела, если бы не была собой? Вот этого. Переходить из мира в мир, не останавливаясь нигде надолго. Потому что стоит остановиться — и снова увязнешь в обязательствах. Может быть, через какое-то время мне бы надоело путешествовать и захотелось бы где-то осесть, но это было бы не скоро. И точно не там, где я должна себя другим. Глупо, да?

— Ничуть, — покачал головой я. — Вполне понятное желание. Есть те, кто так и живет, хотя их и не много.

— Но не вы?

— Не я. Я, к сожалению, тоже человек долженствования. Делаю то, что должен, а не то, что хочется.

— А чего вам хочется?

— Ничего, наверное. Так что я тебе даже немного завидую. Твоя мечта, будем честными, вряд ли исполнится, но она у тебя есть.

— Лучше не иметь никакой мечты, чем иметь неисполнимую! — уверенно заявила девушка.

Я не стал спорить, хотя и не согласен. У меня была возможность сравнить, у нее — нет. И не будет. Ее вообще скоро не будет, и нам еще предстоит пережить момент, когда она это осознает.

— Скажите, — неожиданно спросила Калидия, — а менять людей так, как вы, многие умеют?

— Так, как я, — вряд ли.

— Повезло моему отцу, что он вас нашёл… — сказала она задумчиво.

«А тебе — не повезло, — подумал я. — Но нас с тобой не спрашивают».

— Вы сейчас меня меняли?

— Да, — ответил я честно, — ведь именно для этого я здесь нахожусь.

— Успешно?

— Вполне.

— А почему я не чувствую, что изменилась?

— Потому что теперь ты была такой всегда.

— Какой? — она непроизвольно сдвинула ноги, как будто боясь обнаружить между ними что-нибудь новое.

— Всего лишь девушкой, у которой опухоль чуть меньше, чем у той девушки, которой ты была утром. Которой за ужином будет легче глотать. — «И у которой нет на плече синяка, чертовски похожего на заброневую травму», — подумал я, но вслух этого, конечно, не сказал.

— Спасибо, — сказала она растерянно.

— Не за что, — ответил я.

Не благодари, девочка. Я тебя не рисую, а стираю.

Глава 7. Генетический дрейф

Комната намного лучше, чем в гостинице. Стильный интерьер, роскошный санузел, удобная кровать, на которую я с удовольствием завалился. Посмотрел свой набросок — слабенько, пока слабенько. Даже для моих невеликих художественных умений. Но для первого раза сойдет. Всё равно не буду дорисовывать, начну после обеда новый. Это как следующий кадр в мультике. Каждый из них почти не отличается от предыдущего, но запусти со скоростью двадцать четыре в секунду и увидишь движение. От одного человека к другому. От Калидии к Калиду. Каким он будет? Не знаю. Однажды на очередной странице скетчбука появится его портрет. В этот момент от девушки останутся только мои наброски и воспоминания. Креон, конечно, будет помнить, что у него раньше была дочь — её удержит в памяти причинно-следственная связь, ведь он заказчик. Но вряд ли сможет вспомнить, какой она была. Так Слон помнит, что Змеямба умирала на моих руках, ведь он прикрывал нас огнём, давая мне время, но он не помнит, что у неё был почти взрослый сын. Ему сейчас было бы столько же лет, сколько Калидии, и они были бы отличной парой — в генетическом плане, он был красавчик. Но его нет, и никогда не было, и Калидии тоже скоро не будет, как будто её никогда не было. Дикий, не укладывающийся в голове парадокс.

Если бы Змейса умирала не так быстро, если бы у меня была возможность сидеть с ней день за днём, рисовать и беседовать — с сыном бы ничего не случилось. Рисунок за рисунком приводили бы к референсу, а я не корёжил бы себя и мир, впихивая одно в