— …да только всё не впрок. И в сердце льстец всегда отыщет уголок, — я резюмировала, вздохнув.

Мы вернулись в кабинет.

— Ладно, я обедать. Тебе как всегда? — уточнил Валик, доставая из шкафа куртку и сигареты. — Что угодно, лишь бы съедобное?

— Угу, — я кивнула, садясь за стол.

Он ушёл, и в коридоре опять грохнули, открываясь и закрываясь, двери лифта. Я полезла в сумку за флешкой. Всё, хватит сходить с ума от безделья. Займусь полезным делом — и, глядишь, не зря рехнусь…

— Кстати…

Я отвлеклась от сумки и растерянно моргнула:

— Ты же на обед уходил!

— Когда? — друг сидел напротив меня… как обычно. Выглядывая из-за монитора. Но смотрел… странно: — Смысл идти на обед, если через час домой сваливать? Вась, да что с тобой?

Я невольно сглотнула. Начина… нет, продолжается… Похоже, глюки мутируют… и переходят на личности. Но ведь ушёл же!.. Я быстро покосилась на шкаф и вздрогнула. Створка открыта, куртки нет, а Валик… на месте. Что за нафиг?..

Нахмурившись, я с трудом сформулировала осторожный вопрос, но задать его не успела. Народ прорвало. Сначала прилетела, щебеча что-то в трубку сотового, Анюта, следом, стуча зубами, — Игорёк, а за ним — Санька.

Он же, посмотрев на меня хитро, объявил:

— Вась, пляши, идет твой поклонник!

— Кто? — не поняла я.

— Витёк, — весело пояснил Игорь. — Мы едва вперёд него в лифт успели, чтобы тебя предупредить.

— Меня нет!.. — я спряталась под стол, разом забыв про свои глюки.

«Витьком» с легкой руки шефа величали Виктора Владимировича, одного из внештатников. Сей субъект, седина в бороду — бес в ребро, так проникся моей славянской внешностью и пушистой косой ниже талии, что однажды прилюдно предложил, цитирую, «дружить по четвергам, пока благоверная в ночь дежурит». За что, несмотря на почтенный возраст, был с позором послан в пешее эротическое путешествие и оскандален на всю редакцию. И когда он по пятницам являлся за гонораром, мне приходилось либо держать оборону, либо… Да, мудро прятаться, если настроение не то.

Хлопнули двери лифта. Игорь с Санькой захихикали. Я затаила дыхание.

— Приветствую, коллеги! — по кабинету поплыли тягучий бас и убойная доза острого парфюма. Я зажала нос, чтобы не чихнуть. Не выношу такие запахи… — А где Василиса?

— Отошла, — сурово отозвался Валик.

— В мир иной?.. — не то расстроился, не то обрадовался «поклонник».

Размечтался!.. Я буду жить и долго, и счастливо, и без ваших молитв!

— По делам.

— Жаль, — огорчился дядька. — А скоро будет?

— Не знаю, — друг пожал плечами и сдал меня с потрохами: — У неё с утра отвратительное настроение, авитаминоз и зимняя депрессия, — и глубокомысленно добавил: — С девушками к тридцати, знаете ли, такое бывает.

Меня перекосило. Я те это припомню…

— Депрессия? — хохотнул «Витёк». — Надо же, слово модное нашли и прикрываетесь им… Чушь! Мужика ей надо, да выпендривается слишком!

Я чуть не застонала в голос. Опять!.. Да что ж им всем неймётся-то!.. Мешает им моя личная жизнь, что ли?..

— Вообще-то Вася занята, — заметил Валик.

— Да-а-а? — протяжно хмыкнул поклонник.

— А кем? — высунулась из «клоаки» Анюта.

Я удивлённо насторожилась. Без меня меня женили, что ли?

— Или чем? — уточнил вредный «Витёк». — Работой и только работой?

— Нет, мной, — сообщил друг солидно.

Я умилилась. Да моё ты солнце!

— Э-э-э, нет, ты не в счет, — разочарованно буркнула Аня. — Ты же у неё пожизненный и…

— Виктор Владимирович, а вам в бухгалтерию не надо? — вкрадчиво вставил Валик. — У Софьи Николаевны сегодня укороченный рабочий день, и она в любой момент может уйти домой.

— Точно, — очнулся поклонник. — Ну, молодёжь, с наступающим!

Коллеги загомонили в ответ, а Валик встал, чтобы лично проводить «Витька» к бухгалтеру и после — выпроводить. Я вылезла из-под стола красная, как рак и злая, как собака. Ненавижу… Народ захихикал. И Муз появился. Сел на монитор и свесил ножки. И, в кои-то веки, вовремя. Куда ещё девать эмоции? Либо тихо работать, либо сейчас всем громко прилетит…

Я села за комп, надела наушники и врубила «Рамштайн». Позитивная группа, да. Когда хочется кого-нибудь убить — самое то. Кстати, а не убить ли мне героя?.. Появление друга я проигнорировала, а он не стал ко мне цепляться. Кажется, инстинкт самосохранения у Валика есть, хотя мне всегда казалось, что нет его, не было и не надо. Я прочитала последний абзац, засучила рукава и с энтузиазмом взялась за дело. Герой, конечно, ни в чём не виноват… Но ведь он — только выдумка, причём моя. Что хочу — то и делаю.

Герой однако умирать отказался. Я его недооценила. Живучий, гад. И каждый раз у него то козырь в рукаве находился, то кролик в шляпе. Я настрочила за час десять листов очередного испытания, которое герой слишком быстро и легко прошёл, перечитала и недовольно засопела. М-да, факир был пьян, и фокус не удался… Точно, пора в отпуск.

Оставив героя на стадии прохождения второй инициации, я сохранила файл на флешку, сняла наушники и огляделась. Игорь с Саней уже уехали, Анюта одевалась, ухитряясь болтать по телефону, а Валик, развалившись в кресле, вяло щелкал мышкой и очевидно хотел домой. Я посмотрела на часы. Почти пять. Можно сворачиваться. Пришли — потусили — поржали — и по домам. Муз согласно икнул и исчез. И туда ему и дорога.

— Вальк, а шеф у себя? — спросила тихо.

— Угу, — отозвался он рассеянно.

Так. Животрепещущий вопрос: я болею или иду в отпуск? Заплатят одинаково мало… но с больничными мороки много. Значит, в отпуск. С понедельника или после двенадцатого января?.. Я посмотрела на календарь. Лучше после праздников. Работать осталось — всего ничего, да и номер не сдаём — так, заготовки на следующий год ваяем. Да, лучше после.

Сказано — сделано. Достав чистый лист бумаги, я шустро нацарапала заявление и отправилась на поклон к шефу.

— Занят? — я заглянула в кабинет.

— Не особо, — устало отозвался он и кивнул на свободный стул: — Проходи, садись.

Шеф всегда выглядел так, словно он один несёет на своих широких плечах все невзгоды мироздания, но меня его усталый вид в заблуждение никогда не вводил. Проскользнув в кабинет, я торжественно положила перед ним заявление.

— Что это за кракозябры? — Гриша с подозрением взглянул на меня из-за толстых стекол очков. — Увольняешься, что ли?

— А если и так? — я подняла брови.

Взор шефа стал очень печальным, и немудрено. До меня с ним никто не мог сработаться — из-за дурной привычки в разгар сдачи номера от волнения крыть матом всех подряд. Но в случае со мной он не на ту напал: я тоже любила родной русский язык во всех его проявлениях и отвечать не стеснялась. На том и сработались. Иначе Грише влетело бы от директора по первое число за неспособность блюсти дух коллективизма.