Шнейдерман был другого мнения:

— Но старик наверняка общался со многими людьми, которые были рядом с вождем, работали с ним и хоронили его. В любом случае, мы должны использовать все возможности.

До поздней ночи продолжались прения. Решили проработать блошиный рынок и дать объявления в рубрику «Куплю или приму в дар» одной из самых популярных рекламных газет.

В то самое время, когда председатель общался с товарищами, Ганьский сидел в кресле, погрузившись в размышления, вызванные неожиданным визитом нового знакомого. Рассказанная Вараниевым история показалась ему неправдоподобной, но это его волновало меньше всего. Ганьский сильно беспокоился насчет самого мероприятия. Хотя он и был абсолютно уверен в правоте своих теоретических изысканий по теме искусственного воспроизведения копии живого организма, однако допускал фактор непредвиденного. Как ученому, ему давно хотелось заняться практическим воплощением своей идеи, научная база под которую была подведена всесторонняя и основательная. Ктому же огромные деньги, обещанные в качестве гонорара, совсем не были лишними. Решающую роль в положительном ответе Ганьского сыграл научный интерес другого рода, только никто и никогда не узнает, какого именно, если Аполлон Юрьевич сам не пожелает того. А он не желал.

В семь утра следующего дня Еврухерий Макрицын прибыл в редакцию популярной в народе рекламной газеты «Все для всех». Но оказалось, чтобы избежать очереди, надо было приехать еще раньше. Прием объявлений начался в девять, а в начале двенадцатого Еврухерий вошел в кабинет. Прием вел неприятного вида женоподобный молодой человек.

— Пожалуйста, заполните бланк. Строго печатными буквами, по одной в клеточке, — сказал он Макрицыну, заканчивая оформление бумаг по предыдущему посетителю.

Еврухерий быстро заполнил раздел «Анкетные данные», в графе «национальность» написав «местный». Потом задумался: не мог выбрать лицо — физическое или юридическое — и обратился к сотруднику. Тот растолковал, что если объявление от него лично, то физическое, во всех других случаях — юридическое. Объяснение мало чем помогло, и Макрицын написал «смешанное». Закончив формальности, он перешел к тексту. «Для создающегося музея В.И. Лемина куплю вещи, которыми он пользовался. В любом состоянии. Больше всего интересуют расческа, нижнее белье, туалетная бумага, волосы, горшок и так далее». В разделе «Обращаться» указал адрес Шнейдермана.

Прочитав заполненный бланк, приемщик искоса посмотрел на подателя, сомневаясь в целесообразности принятия объявления. Но, заметив разноцветные шнурки и веселое лицо Еврухерия, благоразумно решил, что лучше принять. Макрицын заплатил тысячу пятьсот шестьдесят шесть рублей за публикацию в двух воскресных и трех будничных номерах. Получив квитанцию, он направился в редакцию газеты «Всячина», где заполнил такой же бланк, но без графы «национальность». Вместо нее было «гражданство», и Еврухерий написал: «Из России. Коренной москвич». Денег взяли поменьше, опубликовать обещали только дважды — в воскресенье и среду.

К обеду ясновидящий был на блошином рынке.

Еврухерий ходил между рядами, присматриваясь к товару и торговцам. Состав публики оказался очень пестрым, от немытых месяцами бездомных до интеллигентного вида старушек в битых молью шерстяных костюмах. Там были окающие и акающие, нецензурно выражавшиеся и говорившие «премного благодарен». Встречались стучавшие себя в грудь со словами «моя никогда не обманывать» торговцы и в разноцветных юбках с килограммами золота в ушах торговки, продававшие «только что привезенные из Парижа духи» по два доллара за литр. УЕврухерия зарябило в глазах от гор всякой всячины, разложенной на клеенках. Старинные патефоны и логарифмические линейки, иконы и чугунные утюги, портреты царской семьи и собрание сочинений Авиценны, керогазы и бронзовые подсвечники, старые деньги и клетки для птиц… Он обошел весь рынок трижды, заприметив нескольких пожилых людей, которые торговали самыми старыми предметами. Еврухерий подошел к первому из них.

— А что, правду говорят, что здесь все найти можно?

— Смотря что вы ищете, достопочтенный, — ответил пожилой, идеально выбритый гражданин, внешним видом напоминавший отставного профессора.

— Ну, например, личные вещи, — детализировал вопрос Еврухерий.

Старичок немного подумал и пояснил:

— Здесь много личных вещей. Чьей личности желаете?

Еврухерий замялся, ища правильную формулировку:

— Мне бы что-нибудь революционное. Из того, что вождям принадлежало.

Старичок выразил сожаление, что сам такой тематикой не занимается, но объяснил, где стоит нужный человек. Еврухерий оставил торговцу на всякий случай адрес Шнейдермана, а затем легко нашел худющего и очень древнего гражданина в кожаной тужурке, с замысловато изогнутой трубкой во рту и с буденновкой на голове.

— А что, правду говорят, что здесь все найти можно? — повторил свой вопрос Макрицын.

Дед посмотрел на него, выпустил дымок:

— Купить многое можно, найти — лишь потерянное. Что интересует?

— Все, что с вождем связано, куплю не думая. Особенно хорошо заплачу за пулю, которой та самая гадина, Каплун вроде ее фамилия, стреляла.

Макрицын и этому деду оставил адрес Шнейдермана, попросив поговорить с коллегами, может, у тех чего завалялось.

* * *

Вараниев в обед встретился в Александровском саду сОстроговым-Гондурасским. Несмотря на жару, пожилой человек явился в костюме и предложил пройтись.

— Вы знаете, в моем возрасте каждый шаг, сделанный самостоятельно, улучшает настроение, — прокомментировал старик.

«Мне бы дожить до твоих лет и так ходить», — подумал председатель, ожидая, когда идеолог коммунизма даст возможность перейти к разговору по существу. Ждать пришлось достаточно долго: Бенедикт Сергеевич имел что сказать. И в который уже раз сообщил Виктору Валентиновичу, что по окончании философского факультета Историко-философского института не раздумывая ушел на комсомольскую работу.

Разговор на волнующую его тему Вараниев начал издалека:

— Какие интеллектуальные гиганты жили раньше! И куда подевались?

Собеседник оживился, глаза его заблестели:

— Непростой момент вы затронули. Вопрос-то как стоял? «Революция или интеллигенция!» Это ведь совершенно несовместимые понятия. Интеллигенция имеет собственное мнение, а оно — вещь страшная. Собственное мнение неподвластно, а значит, представляет угрозу для любого государства, построенного на принципах диктатуры. Что такое диктатура? Неприятие иного мнения. Подавление лю-бо-го инакомыслия. Форма подавления может быть разной: высылка из страны или ссылка вглубь ее, заключение или смерть, принудительная психиатрия или полное мягкое подавление.

— А что последнее? — спросил Вараниев.

— Очень эффективная мера. Допустим, вы — гений, но вас не издают, не дают петь, играть, совершать открытия, делать изобретения. В прессе — исключительно критика, вы лишены возможности зарабатывать и так далее… Впрочем, необходимо уточнение: ученому, изобретателю или конструктору могли предоставить возможность деятельности, если результат ее полезен государству, но под строжайшим контролем. Белогвардейские офицеры, с их традициями и воспитанием, тоже относились к интеллигенции — военной. Вы представляете, что могло быть с коммунистической страной, не начни Велимир Ильич и не продолжи его верные товарищи уничтожение интеллигенции как класса? И только когда класс уничтожили, поспокойнее стало — угроза исчезла. Откуда же взяться интеллектуальным гигантам? Неоткуда! Из щучьей икры осетр не родится. Понимаете?