Шрифт:
Интервал:
Закладка:
История старая, как мир. Такой жизнью живут тысячи, если не миллионы женщин. Теперь-то она знала, что Гэри болен, по-настоящему болен. Он обладал каким-то звериным чутьем, которое не позволяло ему зайти слишком далеко. Во время беременности он пальцем ее не тронул – понимая, что Беверли уйдет, если он сделает что-нибудь, что может навредить ребенку. Он не прикасался к ней в первые месяцы после рождения Томми, когда она страдала бессонницей. Кстати, это было время, когда Беверли не слишком убивалась при работе по дому. Она готовила еду, стирала, чистила ботинки и целовала мужа, но могла позволить себе оставить гостиную неприбранной, а одежду Томми не идеально чистой. Только когда мальчику исполнилось пять или шесть месяцев, Гэри снова ее ударил. В тот вечер он принес ей в подарок пеньюар в коробке, украшенной красивым красным бантом. Желание видеть ее в пеньюаре было одной из многих его прихотей в сексе. Были и другие: ему нравилось, когда она шептала ему определенные слова, когда была причесана и накрашена, когда умоляла его взять ее и говорила непристойности. Однако в тот день, когда он пришел домой с пеньюаром, она была совершенно измучена – Томми почти сутки, не прекращая, плакал. Вот почему она ослабила бдительность; она поверила, что гнев, крики и боль остались позади. Сославшись на усталость, Беверли пообещала надеть пеньюар на следующий вечер, который они сделают особенным. Но Гэри хотел ее именно в тот вечер, а не на следующий. И через секунду ее лицо горело от удара, а по щекам текли слезы.
А потом снова извинения и подарки. И осознание того, что надо было уходить раньше. Только куда? Поджав хвост, вернуться домой, чтобы вечно слушать, какую она совершила ошибку, слишком рано выскочив замуж не за того мужчину? Даже если бы Беверли могла выдержать всеобщее осуждение, то от Гэри она бы не скрылась. Именно там он начнет свои поиски. Что касается обращения в полицию, то Гэри сам был полицейским, причем самым могущественным полицейским во всем мире. Так кто же ей поверит? Да и о Томми приходилось думать. Долгое время Гэри был очень привязан к Томми: разговаривал с ним, играл, держал за ручки, когда мальчик учился ходить. Беверли знала, каково это – расти в неполной семье, и дала себе слово, что с Томми такого не случится. И нежелание Гэри менять подгузники казалось не таким уж важным по сравнению с тем огромным вниманием, которое тот уделял сыну. Порой она даже ревновала.
Сейчас Беверли понимала, что Гэри поступал с Томми так же, как и с ней. Он притворялся идеальным, любящим отцом. Томми становился старше, иногда ронял игрушку, на которую Гэри наступал, или оставлял на полу в ванной лужицу воды… Гнев внутри Гэри мог впасть в спячку, но не мог успокоиться навсегда. По мере взросления Томми Гэри стал видеть все больше недостатков в сыне, а потом стал замечать его сходство с Беверли. Сам же он постепенно возвращался к своему истинному Я. Вновь зазвучали брань и грубые крики. Однако настоящим потрясением для Беверли стали синяки, которые она заметила на бедрах и руках Томми, как от ударов или щипков.
Не хотелось верить, что Гэри способен на такое. Он мог упрекать Беверли в злом умысле и преднамеренности, но как не понимать, что Томми – всего лишь малыш и многого еще не умеет? Неужели у него поднимается рука наказывать, если мальчик что-то делает не так?! Беверли обратилась в библиотеку, но найденная ею информация не очень-то помогла. Ни в одной из многочисленных книг и статей всех этих психиатров и психологов она так и не нашла однозначного ответа на вопрос: всегда ли жестокий муж становится жестоким отцом.
Томми изменился. Она с ужасом наблюдала, как из смеющегося, веселого и общительного малыша он превратился в тихого, замкнутого мальчика. Хотя Томми не жаловался, Беверли все чаще видела страх на его лице при виде подъезжающей к дому машины отца. Мальчик улыбался через силу, когда Гэри звал его попинать мяч во дворе. Она также вспомнила, как Томми несколько месяцев назад учился кататься на велосипеде. Дополнительные колесики должны были уберечь его от падения, но не смогли, и Томми ободрал локти и колени, а потом горько плакал у нее на руках. В это время Гэри разглагольствовал о том, какая у его сына плохая координация.
Со временем Гэри стал проявлять все меньше интереса к Томми и относиться к нему скорее как к собственности, чем как к любимому сыну. Он упрекал жену, что та балует мальчика и растит из него маменькиного сынка. И в первый день пребывания Томми в детском саду Гэри ничего не волновало, кроме его пережаренной яичницы на завтрак.
И все это время Беверли мучилась из-за этих странных, необъяснимых синяков…
Гэри был отцом Томми, но Беверли была его матерью. Она выносила и родила его. Она кормила его грудью и баюкала. Она меняла ему подгузники, готовила еду, делала прививки и водила к врачу, когда у него поднималась температура. Она учила его одеваться, купала и… безумно любила – каждое мгновение. Сколько радости она получала, наблюдая за тем, как мальчик растет и развивается. И все это на фоне бесконечных сеансов насилия, которым она подвергалась со стороны Гэри. В часы, когда Томми уже спал.
В конце концов, у нее не осталось другого выбора, как сбежать. Ведь она не могла обратиться в правоохранительные органы, как, впрочем, и вернуться к себе домой. Все, что было связано с ее прежней жизнью, закрыто навсегда. Она должна была исчезнуть, и обязательно вместе с Томми. Если Беверли исчезнет, то на кого еще Гэри перенесет всю свою агрессию?
Ответ был очевиден. В глубине души Беверли точно знала, что могло случиться с Томми без нее. Поэтому, задумывая побег, она все планировала для двоих. Да, Томми пришлось оставить друзей, отказаться от любимых игрушек – ради новой жизни.
14
Несмотря на поздний час, Беверли