Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Виновность Бел-Адада в растрате казенных средств на непонятные цели не освобождает тебя от ответственности за недобросовестное строительство хижины.
Из меня вырвался стон отчаяния, а Верховный жрец снова обратился к командиру стражников:
— Что бы ни помышлял Бел-Адад за нашими спинами, он по-прежнему оставался храмовым писцом, и его убийство является делом государственного уровня. Этим объясняется мой приказ о задержании ремесленника Саргона и дальнейшее препровождение оного в тюрьму Эсагилы. Надеюсь, я сумел утолить ваше явное любопытство, командир?
Эмеку-Имбару продолжал сохранять непроницаемое выражение. Ни один мускул не дрогнул на лице. Я даже подумал, что он и Верховный жрец могли бы стать неплохими соперниками в плане того, кто сумеет скрыть друг от друга как можно больше знаний.
Поскольку Кашшур ждал ответа, командир стражников молвил тоном, в котором не было ничего, кроме официальной вежливости:
— В полной мере, Ваша Лучезарность.
— Тогда вы можете быть свободны. Спасибо за донесение, Эмеку-Имбару. Возвращайтесь на службу.
Командир сдержанно поклонился и уже собирался уйти, как я окликнул его:
— Стойте!
Он посмотрел на меня.
— Вы нашли Сему? Торговца из северного пригорода?
Командир окатил меня ледяным взглядом, а затем сухо произнес, давая понять, что разговор окончен:
— Нет, — и твердым шагом вышел из зала суда.
«Сему… Куда ты пропал?!».
— Что ж, — произнес Верховный жрец, — полагаю, следствие по делу об убийстве писца Бел-Адада можно считать законченным.
— Найдите Сему, Ваша Лучезарность! — взмолился я.
Верховный жрец медленно обернулся в мою сторону, и я все понял.
Его дальнейшие слова только подтвердили мои опасения:
— Мы не намереваемся тратить время на поиски твоего возможного свидетеля, который располагает сомнительными сведениями.
— Но он знает, что Бел-Адад погиб ночью…
— Не имеет значения, когда он погиб. Главное, как он погиб, — резко отрезал тот.
— Что?! — выдохнул я.
Кашшур, не обращая внимания на мой возмущенный возглас, повернулся к другим членам совета судей и спросил:
— Ваше решение?
Те, не задумываясь, произнесли:
— Виновен.
— Виновен.
— Виновен.
Каждое их слово, словно молот кузнеца, выколачивал из меня надежду на спасение и справедливость. Мой внутренний мир, еще недавно казавшийся таким прочным, дал трещину.
Верховный жрец встал и торжественно произнес:
— Согласно закону нашего Великого Хаммурапи, да хранят его боги в загробном царстве, если строитель возвел для человека дом, оказавшийся настолько непрочным, что он развалился и стал причиной смерти его владельца, то наказание такому строителю — смерть.
— Я сделал работу, как надо — промямлил я, глядя в пустоту.
— Доказательства и слова свидетелей говорят другом, — холодно возразил Кашшур. — Поскольку вина обвиняемого ремесленника Саргона полностью доказана и, учитывая то, что он не признался в содеянном…
— Я признался, что строил этот дом, будь он проклят! — рыкнул я, но Верховный жрец проигнорировал мой возглас.
— …наказание в виде испытания Божьим судом не имеет смысла. Поэтому обвиняемый приговаривается к казни — обезглавливание с помощью меча, а его останки должны быть захоронены в степи за городом, дабы никто, кроме палачей, не узнал места его последнего упокоения. Приговор привести в исполнение завтра на рассвете. Да хранит Эрешкигаль[3] твою душу в Иркалле[4]
— Нет! Шамаш свидетель, я невиновен! — закричал я, пытаясь встать, но на этот раз удар о стол оказался такой силы, что мрак и забытье окутали сознание почти мгновенно.
[1] Стиль — бронзовый стержень, заостренный конец которого использовался для нанесения текста на глиняную табличку или дощечку, покрытую воском. Противоположный конец делался плоским, чтобы стирать написанное.
[2] Адад — бог непогоды в аккадской мифологии, создатель бури, ветра, молний, грома и дождя, воплощение разрушительных и созидательных сил природы.
[3] Эрешкигаль — в шумеро-аккадской мифологии богиня, властительница подземного царства.
[4] Иркалла — в шумеро-аккадской мифологии подземное царство, из которого нет возврата.
11
Очнулся я лежа на полу. Снова в той же камере. Кувшин «аккадского вина» по-прежнему стоял возле стены напротив. Вонь, источаемая из него, стала еще нестерпимее.
Я повернул голову в сторону камеры напротив, в надежде увидеть Эшнумму, но она была пуста. Видимо, его увели на собственный суд. Мне стало немного жаль, что пришлось остаться в этом мрачном и холодном месте одному. Ассириец был не в счет. Сев, я прислонился спиной к стене и закрыл глаза.
«Вот и подошел конец твоему жизненному пути, Саргон. Завтра на рассвете ты примешь смерть и встретишься со своими отцом и матерью в загробном мире. Эх, я конечно, невероятно по ним скучаю, но, все же, не особо спешу. Однако, похоже, придется смириться с этим. Но, Шамаш мне свидетель, я этого не хочу! Может, есть какой-то выход отсюда? Возможен ли побег?».
Я подергал цепь, которая вновь сковывала ногу, но сразу стало понятно, что голыми руками ее не снять.
От всего, что произошло со мной, голова шла кругом.
«Надо было раньше о побеге думать, когда ты только узнал, что погиб писец Бел-Адад… Писец… Выходит, он и вправду был писцом! Ну, по крайней мере, я узнал ответы на два вопроса из тех, что задавал себе ранее. Откуда у простого корзинщика столько денег — просто. Он был не корзинщиком, а писцом. Почему Бел-Ададом интересовались жрецы — опять же, ответ прост. Он принадлежал храму Эсагилы и имел весьма почетную должность».
Но ответы на два вопроса сразу же породили новые.
Зачем ему хижина в бедняцком пригороде?
И что, демоны меня забери, он там делал?
«Насчет последнего можешь не переживать. Демоны заберут тебя уже завтра».
Губы