Я не подпрыгнула. Мне просто стало стыдно: я алеманцев не боялась! Нет, боялась, конечно — я же не сумасшедшая, но ведь пересиливала себя. И сейчас тоже справлюсь: прошлое, в котором меня чуть не выдали замуж, не может быть страшнее того, в котором чуть не убили. Хотя «чуть не убивали» меня так много раз, что я успела привыкнуть, а вот замуж…

Сколько лет стоявшей у меня за спиной женщине, было не понять. Моя ровесница? Старше? Моложе? Гладкое лицо без морщин и в то же время некая, приобретаемая только с возрастом солидность во всей округлой, чуть полноватой фигуре, запакованной в серое платье, такое же, как на невестках де Орво. Что ж, теперь и сомнений нет, я попала куда требовалось.

— Это именно ваше свадебное платье. Леди де Молино, не так ли? Наследник де Орво сказал, что вы придете. — она скользнула мимо меня в заполненный манекенами зал.

— И вы сшили мне свадебное платье? — выдохнула я, чувствуя, как невольно поджимаются пальцы на ногах.

— Что? О, нет. — она усмехнулась бледной улыбкой. — То есть, да, я его сшила. Для вас. Но пятнадцать лет назад. А сейчас наследник сказал, нужно платье на Черный бал?

— Очень нужно. — я не отрывала глаз от платья. Да, по моде пятнадцатилетней давности: узкий треугольный вырез, юбка раскрывается цветком лилии, рукава, пышные сверху и узкие от локтя к запястью. И ткань, ласковая и нежная, как шерсть нашей кошки в общежитии Северной Академии — она всегда приходила спать к тем, кому плохо. Чуяла. И беду тоже чуяла — так и прожила всю войну на развалинах Академии, уцелев и в пожарах, и под обстрелами, и в зачистках. А после Большого Прорыва к Ярвуду выбежала — он тогда первым во главе наших партизан в Академию вернулся. Так у него потом и жила — всего два года назад умерла, от старости.

Вот точно также от прикосновения к ее шерсти пальцы покалывало — и на душе становилось легче.

— Местные модистки меня… не любят, и платье продавать отказываются.

— Это не они вас не любят, это все местные дамы. — снова блекло усмехнулась она. — Леди Мариту вчера подруги навестили: помочь, поддержать, такое горе, мало того, что мужа убили, так еще и убийца может стать главой рода и лишить ее и дочь куска хлеба. — она поймала мой взгляд и уточнила. — Я цитирую. Вот и было решено, что даже если развращенные имперской властью продажные полицейские вас отпустят, запретить модисткам Приморска продавать вам черное платье. Под угрозой отлучения от всех будущих заказов.

— Но алтарь-то меня все равно признает. Он цветов не различает. Он и вовсе не знает, что такое платье.

— Дела вы не с алтарем вести будете, а с мужьями этих самых дам. — парировала семейная модистка де Орво. — Они вам все припомнят, а что забудут, то жены напомнят.

— Но зачем?

— Из чистой и искренней борьбы за добродетель и справедливость. — серьезно пояснила модистка. — Желания защитить леди Мариту — они ее все же давно знают. Желания чувствовать собственное превосходства как защитниц и воительниц за добродетель.

— О, это я понимаю! — я отмахнулась, продолжая ласкать между пальцами рукав моего свадебного платья. Платья на мою неслучившуюся свадьбу. — Я спрашиваю — зачем вы его сшили? — я потрясла рукавом. — Ведь я тогда уехала!

— А… — румянец на ее щеках вспыхнул и тут же погас — прямо как огонь на далеком маяке. — Занятная история… Я была ученицей предыдущей модистки де Орво — старый лорд… который тогда был не такой уж старый… убежден, что все обычные модистки на самом деле зарабатывают не шитьем туалетов, а тем, что сводят замужних дам с любовниками… ну в крайнем случае, просверливают в ширмах дырочки и дают мужчинам подглядывать за деньги.

— В самом деле? — мужчины семьи де Орво всегда были легендой юга. Но даже я не знала всех граней их семейного… своеобразия.

— Так еще его отец учил, поэтому у де Орво всегда были свои модистки. — она изящно, как бабочка, присела на высокий табурет перед столом с обрезками тканей — и ткань, и мотки кружев были разных оттенков серого. Пара лоскутов блекло-лилового на этом фоне приковывали взгляд как усыпанная багровыми рубинами парча принцессы Голден, главы Золотого банка, на первом в сезоне имперском балу. — Моя учительница была уже совсем не молода, и мне сказали, что я займу ее место, если справлюсь со свадебным платьем — лорд де Орво вот-вот подпишет договор на невесту для младшего сына. Я так хотела этого! — с силой сказал она. — Мне казалось, ничего лучше и быть не может — работа на всю жизнь, никакой конкуренции, и удовлетворить желания одного заказчика проще, чем приспосабливаться под вкусы разных. Вот я и взялась! Старший де Орво с вашим братом сговаривался — я искала ткань. Сама выбирала, сама покупала… Они подписали договор — я заперлась в мастерской. И шила, шила, шила… Ничего не знала — да и кому это нужно, рассказывать ученице модистки, что невеста сбежала? Я закончила как раз, когда вас не успели перехватить на вокзале в столице — лорд отправил своих старших, они даже толком не знали, как вы выглядите, вы же все больше в Академии… Лорд Криштоф ехать отказался. Сказал, что понимает любую женщину, которая бежит от их семейства как от колдовского огня. Старший лорд тогда… его так избил… — голос ее дрогнул, а у меня снова поджались пальцы.

Я не знала. Ничего этого я не знала.

— А тут я приезжаю из мастерской — с платьем! Гордая, как богиня-мать. И прямиком — на старшего лорда. — она криво усмехнулась. — Я думала от его пощечин у меня голова оторвется… если бы лорд Криштоф на крики не прихромал… кто знает… А так старик только платью рукава оборвал и вон выкинул. Я рукава пришила и у себя оставила. На память.

— О чем? — тихо спросила я.

— О том, что аванс надо брать всегда! — буркнула она.

— Они после войны меня к себе позвали — времена изменились, идти к ним никто уже не хотел.

— А вы зачем пошли?

Очень хотелось добавить «Нравится по лицу получать?», но я не стала.

— Первые отдыхающие только через год после войны потянулись, да и те до сих пор из столицы туалеты привозят. А так, три портнихи на Приморск — четвертая никому не нужна! — фыркнула она. — Да и не леди я, чтоб всю жизнь обиду помнить. — глаза ее зло блеснули — обиду она помнила. Но винила в ней не де Орво, а меня.

Никому-то я тут не нравлюсь!

— Да и лорд Криштоф как наследником стал, такого больше не допускает. — поймав мой задумчивый взгляд, торопливо пробормотала она. — Самодурство свое старому лорду попридержать приходится.

— По платьям, которые вы шьете, это особенно заметно. — я остановилась возле следующего манекена с уже собранным корсажем из плотного зимнего сукна. Конечно же, серого цвета.

Вот теперь на меня посмотрели откровенно зло.

— Вы, леди, не совсем понимаете… — прошипела она и было ясно, что эта фраза — всего лишь замена откровенного «ты — идиотка!». — Серые платья — это ерунда! То, что старик невесток в поместье не запер, и внучек учить не запретил — так это только благодаря лорду Криштофу! Старик до сих пор глава рода, если упрется, так алтарь его послушает, и девчонок дома запрет! Так за что лорду Криштофу со старым демоном торговаться — за учебу или за цвет платьев?