малейших признаков жизни, Славик в ужасе почувствовал, как из него сладостно-мучительными толчками начала безудержно изливаться сперма. Наверно, до скончания жизни теперь его будет преследовать, вызывая болезненное возбуждение, вид босых ступней мёртвой сестры и её расшитых золотом тапочек, лежащих на линолеуме чуть в стороне.

– Чёрт возьми, а ведь она права, во всём права, я больной ублюдок, урод, такие не должны жить!

– завыл Слава, закрыв лицо руками. В последний момент он вспомнил о макияже и не рискнул его размазать: кто потом восстановит всю эту красоту?

Почему-то эта мысль вернула Славику хладнокровное ощущение полного спокойствия и готовности действовать. Лже-Ольга прошлась по комнате покойной и собрала кое-какие вещи и документы: водительские права, техпаспорт на машину, деньги, парочку драгоценных безделушек. Подумав, Слава добавил к этому массажную расчёску, косметичку и кофточку, богато оформленную рюшами спереди: на случай, если маскарад придётся продолжать. Всё это легко уместилось в бежевой кожаной «дамской сумке» на широком ремне. Славик ещё разок удовлетворённо оглядел себя в зеркале: хороша девка!

Осталось решить последнюю проблему, о которой убийца не успел подумать заранее: куда девать труп? Экспромты частенько чреваты непредвиденными сложностями впоследствии.

«Канализационные сооружения!» – осенило Славика. Нужно просто загрузить тело в багажник Ольгиного новенького мини-джипа, отвезти его за город и утопить. Естественно, мысль о том, что его единственной сестрёнке-близнецу предстоят похороны в фекалиях, Славу не особо вдохновляла. Но это была здравая мысль, поэтому мужчина схватил приготовленную сумку, быстренько нашёл в коридоре кроссовки и кое-как нацепил их на Ольгины ноги (пальцы были уже совсем холодными на ощупь, и это показалось убийце самым неприятным ощущением вечера), а потом обнял тело и привалил его к своему плечу. Подвыпившие близняшки отправляются кутить дальше! Во всяком случае, со стороны это выглядело именно так.

По лестнице подъезда навстречу Славе и Ольге поднимался нетрезвый сосед девушки. Он замер, вгляделся в идущих девиц и загоготал:

– Ха! У нашей Ольки есть сестра! Или это у меня в глазах двоится?

– Вы бы пили поменьше, не двоилось бы, – не удержался от комментария Славик, торопливо обходя чуть тёпленького дядьку, обдавшего его густой волной дешёвого «портвейнового» перегара.

– Будешь ты меня ещё учить, мокрощёлка! – потряс кулаком мужик и продолжил вползание на свой этаж.

Славику повезло: Ольга безалаберно не ставила машину в гараж. Тепло, да и окна квартиры выходят прямо на стоянку. Багажник послушно отворился, принимая в свои мрачные недра безжизненное тело бывшей хозяйки, а её убийца преспокойно уселся за руль и погнал паркетник в сторону идущего на прострел через весь город ярко освещённого проспекта.

Где-то вдалеке пели назойливые сирены: скорая? полиция? вроде бы ещё и пожарная? или и то, и другое, и третье? Может быть, это уже по его душу? Стараясь не думать о провале, Слава слегка притопил педаль газа. Послушная иномарка плавно ускорилась, унося водителя подальше от места преступления. Пока ещё ему везло: никто не преследовал его, да и навстречу машин практически не попадалось.

Освободив багажник от жуткого груза, новоявленная госпожа Величко погнала свой послушный маленький джип по загородной трассе в ночь, пока ещё точно не зная, где встретит завтрашний день.

18

«Туарег», вдоволь попетляв по ночному городу, всё-таки нашёл пристанище на стоянке перед больницей. Савельева непреодолимо влекло туда, где находилась в этот момент Эльвира. Пускай она отказывается говорить с ним по телефону, но, оказавшись с глазу на глаз, скажет хоть что-нибудь. Пусть обругает и выгонит (едва ли у неё хватит на это смелости и душевных сил!), но он её увидит, услышит и поймёт, что у неё всё в порядке. Если, конечно, подобная формулировка уместна в её состоянии…

Полутёмные коридоры больницы скрадывали гулкие шаги Вечно Второго, дежурный персонал суетился, узнавая заместителя мэра и пытаясь догадаться, чем вызвано столь позднее его появление в стенах печали.

– Вы, наверно, к Женечке Карелиной? У неё сейчас мать. – Семенящая почти спиной вперёд медсестра пыталась заглянуть в глаза высокого посетителя и прочитать по ним истинные цели его визита. Голос медички звучал довольно жёлчно. Человек с мало-мальски развитым воображением мог домыслить то, что засело в её аккуратно причёсанной головке, но не прозвучало вслух: «Интересно, где была эта мамаша, когда всё происходило?»

– Как дела у девочки? – сохраняя внешнее спокойствие, спросил Савельев.

– Антон Павлович, честно скажу: плохо! Она так и не пришла в себя, видимо, ребёнок испытал сильнейший шок. Но изнасилования не было. И ещё: у девочки сломаны пальцы на руках, а ведь она была подающей надежды пианисткой! Что же этот гад натворил! И как мать такое допустила! – Доселе сдерживаемое открытое осуждение наконец вырвалось на свободу. Антон резко остановился, прищурившись, глянул на лицо собеседницы и сказал только:

– А если бы вас отправили в служебную командировку, что бы вы сделали?

– Нас в командировки не отправляют, – обиженно отозвалась медсестра и сразу же замкнулась, мысленно ругая себя за излишнюю откровенность. И с кем разболталась: он же мужик, да ещё и высокопоставленный чиновник, у него все мысли о работе. Ему бабьих проблем не понять!

Придя к такому выводу, женщина успокоилась и, указав Савельеву на приоткрытую дверь одной из палат отделения интенсивной терапии, шепнула:

– Они там. Пройдёте?

– Да, спасибо! – кивнул Антон Павлович, жестом отпустил медсестру и, собравшись с духом, шагнул в поток призрачного голубоватого света, льющегося из двери.

Эльвира, сгорбившись, сидела на краю большой белоснежной кровати, в центре которой лежала худенькая бледная девочка, опутанная прозрачными трубочками. Из-за ночного освещения лицо Жени выглядело особенно жутковато: синие тени под закрытыми глазами углубились, создавая ощущение полной безнадёжности.

– Эля? – робко позвал Антон мгновенно пересохшими губами. Ему хотелось обнять её, прижать к груди крепко-крепко, укрыв от всех бед. Но, как защитить её от открывшегося перед ним ужасного зрелища, он не знал и сам. И эта беспомощность бесила его, как взбесила бы любого деятельного мужика, привыкшего находить конкретные решения для вставшей на пути проблемы.

– Да. – Это короткое слово прозвучало без всякого выражения, словно льдинка упала на холодный синеватый линолеум на полу палаты. И эта безысходность испугала Савельева гораздо сильнее, чем всё остальное.

– Я присяду? –