Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ладно. Тогда он пойдет один. И будет там не единственным одиночкой. Здание, в котором находится «Терпси», построено в 1920 году как модный кинотеатр. В этом качестве оно продержалось до детских лет Арло, а потом пожар в аппаратной уничтожил весь второй этаж. Десять лет здание пустовало, после чего богатенький переселенец из Форт-Уорта, любитель бурлеска, воскресил его, открыв там кабаре.
Начало выходных, и народу совсем не мало — у туалета в вестибюле, где плюется попкорном старенький автомат, выстроилась небольшая очередь. Арло входит в двустворчатую дверь, садится в конце барной стойки, поближе к сцене, заказывает первый за вечер бурбон. Танцовщицы чуть превосходят его ожидания, однако ни одну из них он не узнает. Может, дело в том, что они лет на десять его моложе, а может, это заезжие дарования из Хьюстона.
Лавру он не видел много лет. После университета она, насколько ему известно, в Олимп не вернулась. В его памяти она осталась девочкой, на которую он обратил внимание в старших классах школы. Если бы Арти сказала, что Лавра выступает в каком-то стрип-клубе в Хьюстоне, вряд ли бы сердце подростка, погребенное в глубинах его взрослого сердца, смогло бы сладить с увиденным. Но здесь, в «Терпси», может, он и поведется на эту фантазию. Если побольше и побыстрее выпьет. Он заказывает еще двойную порцию, прогоняет мысль, что ему вообще не стоило сюда заходить, что Марч бы его наверняка отговорил, если бы ответил на звонок. Что Арти вообще не следовало заговаривать о Лавре.
Когда Арло впервые приметил Лавру на школьной парковке, на второй день занятий в выпускном классе, он был совершенно уверен, что видит ее впервые. На деле пятью годами раньше он сидел с ней рядом на трибуне во время матча по софтболу, в котором принимала участие Арти, а за несколько лет до того стоял за ней в очереди в молочном кафе — но ничего не запомнил. На его несчастье, Лавра-то все запомнила, еще как.
Откуда ему было знать, что двумя годами раньше Лавра частенько сидела на кровати у своей двоюродной сестры и выслушивала ее рассказы про Арло, нового парня? А потом, несколько месяцев спустя, когда Арло с сестрой расстались, Лавра невесть сколько часов утешала ее и успокаивала, одновременно собирая целый арсенал сведений по поводу безнравственности Арло, мальчика, с которым ни разу в жизни не разговаривала.
Именно поэтому, когда теперь он раз за разом пытался с Лаврой заговорить, она даже не отвечала. Лицо ее делалось суровым, и она попросту уходила. Арло терял рассудок, шалел от мысли о ее недоступности. Клишированность этой ситуации он ощущает даже сейчас, много лет спустя, сидя в «Терпси»: он из тех мужчин, которые желают только недостижимого. Ничего хорошего в том, чтобы быть избалованным ребенком или, хуже того, мужчиной, сердце у которого изодрано до такой степени, что в целях самозащиты строит против него козни: безопасно он себя чувствует только в одиночестве.
Музыка меняется — теперь скрипки. «Я тебя зачаровала» в исполнении Нины Симон. И вот она появляется на сцене. Лавра. Он успел забыть, как она двигается: шаг с подскоком, как у ребенка. Но сейчас в ней нет ничего ребяческого: облегающее бархатное платье в пол, перчатки почти до рукавов-крылышек. Когда она стягивает первую перчатку, он встает с места и пересаживается на стул у самого подиума, который отходит от сцены, забирает вверх, рассекает места для зрителей на две половины. Отсюда, вблизи, ему видно, что она теперь похожа не столько на Лавру, сколько на женщину, обладающую сходством с девушкой, которую он когда-то знал. Снята вторая перчатка, Лавра заводит назад руку, чтобы расстегнуть молнию на платье, продолжает медленно продвигаться по подиуму. Звучат первые ноты соло на саксофоне, память о ней отвердевает в этой новой форме, ему снова семнадцать лет.
Она подходит ближе, останавливается, выскальзывает из платья. Вот ее нога — белая, в веснушках, совсем близко — можно потрогать. Арло всегда умел владеть собой, но когда Лавра перемещается на другую сторону подиума, он ощущает, что тело его восстает. Прямо цирковой фокус. Ботинок сам поднимается на старую деревянную доску перил — та скрипит под его весом. Другая нога опускается на подиум, он же видит одно — обнаженную кожу Лавры. Она смотрит в другую сторону, не замечает его у себя за спиной. Руки тянутся вперед, и только тут он осознает, что в зале повисла тишина. Болтовня, звучавшая сквозь музыку, смолкла. А потом раздалось одинокое долгое улюлюканье, за ним еще. Но даже это не в состоянии остановить его пальцы: они, все десять, погружаются в мякоть ее бедер. Лавра не замирает, лишь слегка сжимается, будто наделенная способностью уменьшаться в объеме. Одна его рука пробирается к ее животу, другая обхватывает сбоку грудную клетку. Он провел на подиуме всего несколько секунд, но близость Лавры и бурбон в жилах превратили их в вечность.
На дальнем конце подиума воздвигается вышибала. Арло не замечает, как локоть Лавры приближается к его лицу, чувствует лишь, как он впечатывается в его все еще растянутый в улыбке рот. Он отшатывается, тут как раз подбегает вышибала — этот здоровяк ловит его под последние ноты песни.
Лавра поворачивается и меняется в лице — она его узнала. Вышибала все еще держит его, а вот пинок Лавры ему в промежность становится для обоих мужчин полной неожиданностью. Он делает шаг в сторону, складывается пополам — весь вес тела перенесен на одну стопу, наполовину висящую в пустоте, — и теряет равновесие. Пытается, падая, уцепиться за деревянный край подиума, торчащий гвоздь распарывает ему ладонь. Арло грохается сразу на два стула, не может вздохнуть, тут вышибала спрыгивает со сцены. Рывком ставит его на ноги, и Арло успевает заметить, как Лавра, вздернув подбородок, удаляется, походка ее полна достоинства, хотя на ней только трусики и стикини, а рабочий сцены собирает сброшенную одежду.
Десять минут спустя, после одинокой отсидки в кабинете управляющего, Арло стоит вместе с вышибалой на тротуаре. Ему позволили промыть порез на ладони, но на барном полотенце, которое он использует вместо повязки, уже проступил красный круг.
— Лавра после некоторых уговоров согласилась не