— Мама, Никита мне написал письмо, — поделилась она радостью.

— Ну вот, видишь, если чувства настоящие, значит, расстояние им не помеха. Только, пожалуйста, не расслабляйся, учись, поступить в медицинский всегда сложно. А может, ты передумала?

— Нет, не передумала. Я хочу стать врачом.

Антонина Котенкова хотела стать доктором с самого детства. Ей казалось, что это самая необыкновенная работа — облегчать страдания и спасать больных от смерти. Никаких знакомых врачей или врачей-родственников в их семье никогда не было, но Тоня знала, чувствовала, что это ее призвание. Мама по-прежнему ходила в парикмахерскую к Щукиной, а вот Прасковья Петровна к Котенковым ходить перестала и Тоню перестала замечать, как будто это не Тоня, а пустое место. Никита писал редко, сложно приживался в новой школе, да и в большом городе тоже. Часто писала Тоня, чуть ли не каждый день, и ей казалось, что она разговаривает с ним обо всем, и тоска немного отступала. За нею даже пытался ухаживать смешной и прыщавый одноклассник, который мог просто прийти к ней домой, сидеть с мамой на кухне и пить чай, а Тоня учила биологию у себя в комнате.

— Коля — хороший мальчик, — осторожно сказала мама.

— Я люблю Никиту, а Коля просто одноклассник, и приходит он, между прочим, к тебе, мамочка. Мне до него дела нет.

Вдруг от Никиты перестали приходить письма, как отрезало. Тоня «гипнотизировала» почтовый ящик.

— Ящичек, миленький, пусть Никита мне письмо пришлет! А то я ему пишу-пишу, а ответа нет.

Тем же вечером она не выдержала и, увидев во дворе Прасковью Петровну, чинно спросила:

— Вы не скажете, как дела у Никиты? Что-то от него давно писем нет.

— А зачем тебе его письма? У тебя кавалер новый.

— Какой кавалер?

— Да разве мне есть дело до твоих кавалеров? Вижу, что ходит к тебе, а уж как звать, не мое дело.

— Да это же Колька! Он просто одноклассник.

— Не знаю, Колька не Колька, только я Никите про твоего ухажера написала. Нечего парню голову морочить, — и Прасковья гордо пошла дальше.

Дома Тоня плакала навзрыд, а мать никак не могла понять, что же случилось.

— Гадина твоя Паша, гадина!

— Да что случилась, дочка, объясни мне наконец!

Когда Антонина рассказала о разговоре с Щукиной, мать облегченно вздохнула.

— Я думала, что-нибудь случилось!

— Мама, это катастрофа! Я представляю, какую гадость она написала Никите!

— Дочка, у любви всегда бывают испытания. Напиши ему, объясни. Если любит — поймет.

— Она же наврала ему про меня, наврала!

— А ты напиши правду.

Тоня написала, и ответ получила быстро. На белом листочке она прочитала всего одну строчку: «Оставь меня в покое. Никита». Жизнь словно остановилась, и ей казалось, что все хорошее уже прошло и больше ничего не будет. Антонина поступила в Сибирский медицинский институт. Про Никиту она больше никого не спрашивала. Раз он поверил лжи, значит, он предал ее, а с предателями она дел иметь не будет. Новости про Никиту ей иногда приносила мама, которая так и продолжала регулярно посещать парикмахерскую.

— Никита поступил в институт. Никита встречается с девушкой из Болгарии. Никита скоро приедет на каникулы.

Она тоже приехала на каникулы к родителям в надежде увидеть его. Девушка сотни раз представляла их встречу, как он удивится, обрадуется, рассмеется и обнимет ее, наконец, со словами:

— Ты прости меня, Котенок, прости!

Она уткнется в его плечо и ничего не станет отвечать: зачем лишние разговоры, ведь они вместе, а все остальное — неважно. Тоня действительно столкнулась с ним в подъезде. Никита был не один, он держал за руку девушку, и они что-то оживленно обсуждали. Увидев ее, он даже не задержался.

— Привет, подруга, — и они прошли мимо, продолжая разговаривать. Тоня смотрела ему в спину и понимала, что плакать не будет. У нее больше нет слез, она их все выплакала. Она вернулась на учебу и решила, что больше не будет страдать от кошмара первой любви. Но еще долго она не могла слышать имя Никита — сердце больно сжималось, а потом все куда-то ушло, и она успокоилась.

Антонина вышла замуж за одноклассника Колю, того самого, что так долго ходил за ней, только фамилию менять не стала — осталась Котенковой. После окончания института они с мужем вернулись в родной город и купили квартиру в новом районе. В своем старом дворе Тоня не любила бывать: она каждый раз вспоминала Никиту и его предательство, а еще она ненавидела его мать — Прасковью Петровну Щукину.

Наши дни

Юлька ехала в редакцию, слишком о многом ей надо было посоветоваться с главредом Егором Заурским. Она в последние дни задавала себе один и тот же вопрос: почему она раньше не писала о стариках? Почему все ее герои — умные, яркие, успешные, молодые? Это прежде всего заслуга их родителей, людей старшего поколения. Ну и что с того, что внуки знают о современном мире намного больше своих дедов и учат их? Ведь на самом деле у человека нет возраста, есть состояние души.

Журналист Юля Сорнева правильно считала, что дети — это будущее, но почему она была уверена в том, что старики — это прошлое? Ей казалось, что старики живут по инерции, в ожидании смерти, а теперь она поняла: по инерции живут те, кто окружает пенсионеров цинизмом, это у них омертвела душа, отсюда одиночество и отчаяние стариков. Почему есть такая должность, как уполномоченный по правам ребенка, а уполномоченного по правам пенсионеров нет? Наверное, эта мысль никому не приходит в голову, потому что «наверху» считают, что никакой общественной пользы старики не приносят. Люди давно стали прагматиками, ищут во всем выгоду, расставляют приоритеты, старики стали «невыгодны». А тогда как оставаться людьми? Как прожить жизнь без учета их опыта? Посмотреть ролик в Интернете? Почему же она не задумывалась об этом раньше?

— Ой, что это из отпуска вас принесло? — ответсек Мила Сергеевна что-то жевала.

— А вы что, перестали худеть, раз жуете? — поинтересовалась Юля.

— Это мне можно, это пророщенная пшеница.

С Милой Сергеевной, женщиной без возраста, было всегда нескучно. Она щедро делилась с коллегами как рецептами красоты, так и рецептами здорового питания.

— Между прочим, очень неплохая пшеничка, сначала в зубах вязнет, а потом привыкаешь.

— Мила Сергеевна, о вас тоже уже нужно писать.

— Да ну тебя, Сорнева, это тебе неймется, в отпуске на работу притащилась. Ох уж эти журналисты, и вечный бой, покой нам только снится! — кокетливо сказала она, разбирая редакционную почту.