я вздрагиваю от мысли, что еще один мужчина будет читать его, а я даже не знаю, что в нем написано.

А разве это имеет значение? Все закончится одинаково, несмотря ни на что.

Тео поворачивается, когда мы приближаемся, и я снова поражаюсь тому, как он красив, при слабом освещении еще больше, как будто острые углы его лица были созданы для того, чтобы смягчить их. Обычно он сурово красив, но сейчас выглядит моложе. Я почти вижу, каким бы он был, если бы был более обычным человеком, без власти и ответственности, которые приходят с его лидерством. Я вижу это и в Николае, как это старит его, придавая чертам лица серьезность, которой, скорее всего, не было бы при других обстоятельствах.

Николай подталкивает меня вперед, и я подхожу к Тео, стоящему перед священником. Отец О'Халлоран, как он сказал, его зовут, хотя священник не удосужился представиться. Тео протягивает мне руки, и я позволяю ему сжать их в своих, не обращая внимания на то, что от этого сердце снова заколотилось в груди. Его руки сильные и длиннопалые, элегантные, и мне нравится, как они обхватывают мои, больше, чем следовало бы.

— Вы хотите, Тео Дункан Макнил, чтобы сегодня вечером состоялось свидетельство и подтверждение вашей помолвки с этой женщиной?

— Да, — твердо отвечает Тео, и я тяжело сглатываю.

— А ваше желание, Марика Ирина Васильева, чтобы ваша помолвка с этим мужчиной была засвидетельствована и подтверждена?

Не совсем, но, как видите, у меня нет особого выбора в этом вопросе.

— Да, — говорю я так же четко, как Тео, и вижу, что ему это приятно. Его рот смягчается по краям, и я снова удивляюсь кажущейся искренности. Это не то, чего я от него ожидала, и я с подозрением отношусь к этому.

Отец О'Халлоран кивает Николаю.

— И вы здесь, чтобы засвидетельствовать их помолвку?

— Да. — Он поднимается, и священник снова поворачивается к нам с Тео.

— Тогда вы можете считать эту помолвку благословенной и подтвержденной в глазах Бога и людей. Тео и Марика, вы можете скрепить вашу помолвку поцелуем.

Черт. Этого я никак не ожидала. Внезапно порез большого пальца, чтобы подписать контракт у Николая, кажется не таким уж плохим. Но Тео уже притягивает меня чуть ближе, одна его рука ложится на мою талию, и я понимаю, что он собирается меня поцеловать.

Я говорю себе, что мне это не понравится. Но проблема в том, что я это не ненавижу.

Его губы касаются моих, и они кажутся мягкими и полными, причем нижняя чуть больше верхней. У меня есть лишь мгновение, чтобы осознать, что я думаю о его губах гораздо больше, чем следовало бы, прежде чем его рука слегка сжимает мою талию, его рот приоткрывается вокруг моей нижней губы, и я на одну короткую секунду думаю: неужели этот человек собирается целовать меня с языком на глазах у священника?

Давление усиливается, совсем чуть-чуть. На самом деле, потом я понимаю, что это длилось всего несколько секунд. Это был не долгий поцелуй. Но мне так показалось, и, что еще хуже, я чувствую, как склоняюсь к его прикосновениям, как мои глаза закрываются, когда тепло распространяется от моего рта по коже, и испытываю разочарование, когда он отстраняется. В течение короткой секунды я не двигаюсь с места, а затем вижу забаву в глазах Тео, понимая, насколько мне понравился поцелуй, и понимаю, что ненавижу его снова и снова.

Я резко отступаю назад. Его взгляд не покидает меня, и я отказываюсь отвести его первой.

Николай прочищает горло.

— Если это все…

— Это так. — Тео отводит взгляд и берет в руки кожаный фолиант с контрактом.

— Сообщите мне, когда все будет готово. Я с нетерпением жду дня нашей свадьбы, Марика.

Последнее слово обращено ко мне, и впервые я слышу свое имя с его акцентом. Оно перекатывается у него на языке, произносится немного иначе, и я чувствую, как мой желудок скручивается в тот же момент, когда мое сердце подскакивает, а пульс учащенно бьется в горле.

Черт.

Николай жестом призывает меня следовать за ним, и я делаю это. Ноги затекли, сердце бьется неестественно. Даже Адрик не заставлял меня чувствовать себя так, когда целовал меня, а он целовал меня гораздо более интимно, чем Тео. Я не понимаю, что происходит… почему я чувствую к нему такое влечение, как сейчас. Я не должна хотеть его.

Если я захочу его, это все усложнит. А все и так достаточно сложно.

— Тебе нужно быть осторожной, — снова говорит Николай, как только мы садимся в машину, и я резко смотрю на него. На мгновение я боюсь, что он говорит об Адрике, что он действительно знает. Но на этот раз он смотрит на меня, и все, что я вижу, это беспокойство, вытравленное на его лице.

— Я не хочу причинять тебе неудобства, — продолжает он. — Но я видел, как ты поцеловала его в ответ. Помни, что это такое, Марика.

— Я знаю, — жестко отвечаю я, чувствуя, как пылает мое лицо. Я внезапно благодарна за то, что в машине темно. — Пока смерть не разлучит нас, — говорю я с иронией, надеясь увидеть хоть каплю юмора, который мы с братом когда-то разделяли, но в его взгляде ничего нет.

— Есть вещи, которых ты не знаешь, — тихо говорит Николай. — А тебе, наверное, стоит.

Узел в моем животе превращается в лед. Его голос низкий и серьезный, и я чувствую нарастающее напряжение за его словами.

— Что ты имеешь в виду? — Спрашиваю я, и он медленно выдыхает.

— Я никогда не рассказывал тебе, как именно умерла наша мать, — мягко говорит он. — Я знаю, что тебе сказали.

— Она погибла в автокатастрофе. — Я поджимаю губы, чувствуя, как меня охватывает тошнотворное, холодное чувство. — Когда я была маленькой. Папа всегда так говорил…

— Он убил ее. — Голос Николая ровный и жесткий. — Потому что она была неверной.

— Что? — Я смотрю на брата, а мои руки вдруг так сильно сжались на коленях, что я чувствую, как ногти вгрызаются в ладони. — Что ты