Невеста замерла — и Ати подумал, не лишится ли она чувств. Не заплачет ли, не кликнет ли слуг. Ведь это была дорогая, любимая вещь. Хотел поднять лютню — но тут она нагнулась и подняла сама.

— Все ли в порядке? — спросил Ати, хотя уже видел, что да.

Улинат провела по дереву пальцами и отдала лютню тут же оказавшейся рядом девушке.

— Беседа с вами сделала меня рассеянной, — извинилась она. — Мне давно не было так хорошо.

Эти слова, а еще то, что она не стала ждать чужой помощи, украсили ее больше, чем пение или одежда. Ати вдруг подумал, что будет рад увидеться снова.

Они прошли через сад обратно, и прежде, чем невеста ускользнула в свои покои, Ати достал последний подарок. Который еще недавно не знал, отдаст ли.

— Возьмите. Пусть это принесет вам удачу.

Теперь Ати собирал шепти нечасто и поразился, насколько подошли сине-зеленые камни последнего к платью и глазам Улинат. Как если бы, собирая, он угадал — еще не зная, что именно должен угадывать.

— Спасибо, — дрогнувшим голосом молвила Улинат и скрылась за дверью.

Он вернулся в главный зал — и там, конечно, уже ждал военачальник Илу. Слуги накрыли стол заново и исчезли, а Ати опустился на пол и отпил вина. Теперь, наконец, было время.

— Понравилась моя дочь тебе? — спросил Илу, глядя прямо, так прямо, что сложно бы было солгать.

Ати уверил его, что не мог мечтать о лучшей жене. Свадьба состоится, когда он возвратится домой из Гиданы.

Ответ оставил Илу довольным.

— Однако, как отец говорил, наверное, вам, — продолжил Ати, — храм захочет… удостовериться. Моя мать из священного рода, и все ее дети, хоть и лишенные служения, должны вступить в достойный союз. Если это не будит в вас противоречия, я назначу день.

Илу кивнул.

— Мы все блюдем законы священного места. Хотя я чаще навещаю другое святилище. Но пусть жрецы сделают то, что должно.

Они поговорили еще и выпили другого вина из угодий военачальника, а потом Ати попрощался и, когда часы показали полдень, отбыл. Он был рад, что управился в срок.

Вернувшись домой, переоделся и пошел к отцу. На удачу, тот не уезжал еще в порт. Они отправились вместе, и по дороге Ати рассказал о встрече: о чем условился с военачальником, что хорошо в его доме, насколько это и правда будет удачный союз. До порта верхом было близко, и он закончил, едва впереди завиднелись склады.

— Ну а невеста-то тебе как? — прищурившись, спросил Болус.

Ати пожал плечами и отвернулся.

— Думаю, она будет хорошей женой.

Отец расхохотался.

— Понравилась, значит. Это хорошо.

Иногда человеческая проницательность отца будила в Ати не только восхищение, но и досаду. Он улыбнулся и промолчал.

Остаток дня они провели за встречами и выбором товаров. Целый поток проходил в последнее время через их руки, и прежде Ати никогда не вообразил бы, что можно настолько устать, просто трогая что-то. Однако все чаще слышались голоса, говорившие, что Мелоль засыпает, а раз так, скоро предстояло отплыть. А до отъезда — сделать как можно больше.

Старший брат обещал вернуться, чтобы взять на себя заботы, но был пока далеко и мог опоздать. Перекладывая письма, ощупывая ткани и разминая пальцами специи, Ати думал, что брату, возможно, придется постараться, чтобы вникнуть в порядок вещей. Это было новое, странное знание. Что, ненадолго отвлекшись, можешь упустить многое. Даже если прежде в этом заключалась вся твоя жизнь.

На закате, когда они уже собирались домой, пришел человек в скромной одежде и показал печать; с собой у него было другой печатью скрепленное послание. Отдав, он поклонился и ушел. Отец помедлил, но сломал сургуч. Так они узнали, что Фер-Сиальце назначил отплытие через шесть дней.

Потому ли, что это было важное для города дело, или почему-то еще, жрецы согласились осмотреть Улинат сразу. А ведь могли сказать ждать и месяц, и два. По обычаю, Ати долженствовало ввести невесту в двери храма и встретить у них. Так он и поступил, и поразился, как бледна и молчалива она была, когда вернулась. Проводив Улинат до паланкина, Ати вошел в храм сам. Но, в отличие от нее, к обращению жрецов был привычен. И когда вышел, хоть на душе и легла тяжесть, знал, что помолвочный браслет наденет.

В честь такого события и чтобы обеспечить грядущему плаванию удачу назначили пир. Это было в их доме событием редким: мать не любила людных встреч, а отец не считал себя вправе собирать людей без нее. Он, впрочем, часто бывал в других домах по торговым делам и мог утолить голод своей общительной души там. Ати, однако, чувствовал, что тот был бы рад звать друзей чаще.

Гостей собрали самых разных. Всех их, Ати знал, пригласят потом еще и на свадьбу — их, а также многих других, ведь это было пока малое празднество. С кем-то из пришедших он говорил в порту каждый день, кому-то — давал расписки, а от кого-то расписки иногда получал. Сам Ати позвал несколько человек, своих ровесников, с которыми вел дела или общался. Никого из них, впрочем, близким приятелем бы не назвал. Дар дружбы пока что ему не давался.

День стоял удивительно свежий для раннего лета, и застолье текло легко. Накануне вечером из храма доставили шкатулку с серебряным браслетом; такую же, Ати знал, получил отец Улинат. Когда гости собрались, помолвочный браслет надели, сказав много торжественных слов. Металл, обхвативший предплечье, долго оставался холодным, но прошел час, другой, и Ати понял, что больше не чувствует его. Не чувствует совсем. Странное свойство для такой вещи.

Из кухни несли все новые и новые блюда, одно другого заманчивее. Раз или два, выйдя в коридор, Ати видел старую Ашту — начальственным взглядом она надзирала за разносчиками. Ей давно не выпадало возможности проявить талант во всей полноте. Это было, впрочем, предпоследней ее большой победой. Восьмидесятилетняя, она пришла в дом вместе с матерью Ати и все эти годы служила семье. Теперь готовила себе смену. Свадьба должна была стать ее прощальным сражением.

Ати вернулся в зал и оглядел его, стоя в дверях. Насколько много пришло знакомых отца — настолько же мало людей позвала мать. Пригласила ли она вообще кого-то, кроме сестер и человека, что говорил сейчас с ней? Озадаченный, Ати смотрел незнакомцу в спину: того не было еще пять минут назад. Это значило, что гость опоздал; действие, граничащее