Ати качнул головой, непонимающий и не напуганный даже — завороженный. Он вдруг осознал, что после возвращения не видел ни одного из слуг. Но, чего бы ни искал в нем Зарат, нужного не нашел. Это, кажется, удивило бальзамировщика, но он только кивнул, словно вспомнив что-то.

— Забери нужное тебе из шатра, — наказал он. — Ляжешь сегодня на палубе.

С этими словами усталость, отступившая ненадолго, навалилась на Зарата снова. Богатая одежда облекла его, как саван — мертвеца, а борода чернела на бескровном лице, будто была там чужой. Тронув рукой одно из своих украшений, Зарат допил вино и поднялся. Видно было, скольких сил ему это стоит.

— Хорошей ночи и пусть дурные сны минуют тебя, — попрощался он.

И, пока Ати собирал вещи, лег. Но лежал вовсе не смирно: ворочался и тихо стонал, как будто отгонял кого-то.

Устроившись на палубе, какое-то время Ати слушал его. Потом попробовал слушать плеск волн. Корабль качало, и он мог только порадоваться, что это никак не тревожит его. Сон, однако, не шел, и звуки, обычно незаметные, окружали. Скрипели снасти и храпели гребцы; плескала Раийя. Где-то далеко, в пустыне, провыл зверь, и Ати вспомнил вдруг, во всей полноте, ярившуюся сегодня рядом с ним тварь. Ощущение было таким ясным, что он очнулся. Грань сна, подступившего было, истаяла.

Приближаться к ней снова не хотелось совсем. И все же Ати уснул.

Он ждал, что ночью его станут терзать видения, одно другого кошмарней, но этого не было. Открыв глаза много позже рассвета, Ати поразился тому, как его не разбудило ни солнце, ни голоса: команда давно принялась за работу. Неудобная постель, на которой он лежал, оказалась не хуже любой другой.

Айла-Лади приближалась с удвоенной скоростью: теперь «Осенний цветок» шел по течению, и обратный путь обещал стать скорым. Съев завтрак, Ати, легкий и бодрый, следил за тем, как город надвигается на них; сумел даже разглядеть караульных на ближней из башен, когда та проплыла мимо. Ему вдруг отчаянно захотелось сойти в город и его осмотреть.

Оказалось, желанию суждено осуществиться.

Едва корабль пристал, капитан вошел в шатер и там остался. Когда появился снова, на его плечо опирался Зарат.

Как беспощаден был яркий утренний свет к бальзамировщику! Отдых не пошел ему на пользу; возможно, он не сумел отдохнуть вовсе. Увидь Ати его в толпе, сказал бы, что человек перед ним болен. Но взгляд Зарата на заострившемся лице оставался все так же цепок, и в нем не было смирения перед своей участью. Держась за капитана, он добрался до сходней, а там его свели вниз.

Какое-то время еще можно было видеть, как Зарат идет, сопровождаемый двумя помощниками из команды: медленно, но отнюдь не неторопливо, — а потом стена скрыла его.

Обратиться к капитану с просьбой Ати решился не сразу: пришлось поискать в себе смелости. А едва решился, как тот развязал разговор с кем-то на берегу. Ати мог бы вмешаться, но выбрал ждать. И только когда — вовсе нескоро — последние слова были произнесены, подступил сам.

— Долго мы будем стоять здесь?

Капитан обернулся и оглядел собеседника. Не как что-то новое, будто видел тысячу раз.

— Пока Меддем Зарат не выберет себе новую хида. Раньше не уплывем.

И хотя на языке вертелось другое, Ати сказал только то, что собирался прежде:

— Я хочу тоже спуститься на берег.

Капитан обернулся снова, на этот раз — к сидевшему у борта, вынужденным бездельем явно довольному человеку.

— Молодой господин пойдет в Лади. Проводи его. И чтобы вернул к обеду, понятно?

Мужчина зевнул и поднялся во весь свой огромный рост. У него не было одного уха.

— Сделаем, — без особой охоты согласился он.

Приказ, однако, исполнил неукоснительно. Ни один из сопровождавших Ати прежде охранников не был так незаметен, не отставая притом ни на шаг.

Припортовые улицы мало отличались от тех же в Силаце — так сказал бы любой. Ати, однако, видел разницу в каждой ограде, в каждом окне. Не так были повешены ставни и не так расписаны двери. Провожатый, должно быть, дивился его вниманию к незначительнейшим мелочам, но ни словом не выдал себя. Ати же был слишком поглощен, чтобы помнить, что не один.

Выждав, пока дорогу перейдет вереница маленьких черных коз, они вступили на ремесленную улицу. Чего только не было там! Ати, впрочем, будучи сыном торговца, видел почти все, что могли привезти из Айла-Лади. И все-таки оглядел, до единого, дома, купив в дорогу сладких лепешек и напитка из корицы и меда. Одноухий спутник молча взял их и понес, хотя о том его не просили.

Но истинная цель вела Ати в сердце города. Там, истоптанная тысячами ног, простерлась площадь, и он опустился на землю, чтобы разглядеть слагавшие ее изразцы. Рисунки из книг не врали, но могли, как любой рисунок, запечатлеть только часть. Ни одной книге не вместить было всего пространства площади, ни одним краскам не передать сине-зеленой ее глубины. Ати знал, что изразцы пролежат еще столько же лет, сколько уже пролежали. Потому что сквозной их узор не требовал обновления.

Увидев то, ради чего сошел в город, Ати не спешил возвращаться. Он осмотрел улицы и храмы, ни в один не входя, встал у подножия северной башни. На ней как раз сменялся караул, и дверь ненадолго приоткрылась, явив за собой лестницу: огромную, словно и не для людей сложенную. Но увидеть больше было не суждено.

— Скоро обед, — остановил его спутник.

Пришла пора идти назад. Другими улицами они вернулись к «Осеннему цветку», ровно в то время, которое было обещано. Но вернулись, как оказалось, рано.

Зарат поднялся на палубу только два часа спустя. Ати поразился произошедшей в нем перемене. Этот ли человек казался утром таким согбенным и хворым? Сейчас от загадочной болезни не осталось даже следа. Гребцы, с которыми он ушел, едва ступив на палубу, кинулись в трюм и подняли оттуда на выбор несколько тюков и свертков. Зарат указал на три, и их тут же снесли на берег.

На берегу ждали люди. Подойдя к борту, Ати понял, что люди те — варази, хоть одежда их и отличалась от одежды Зарата. Но верней было бы сказать, что это Зарат одет не как другие варази: он помнил традицию, но в чем-то украсил себя на свой собственный вкус.

Обмен состоялся, и по сходням взошла девушка. Была она очень молода и скромна как раз по своему возрасту.