внезапно охватившее Наля с головой счастье и облегчение от того, что он прошел все, и испытания позади, омрачала лишь одна мысль. Он слишком долго пробыл в лабиринте, поддался страху, и теперь о том, чтобы удостоиться почетной записи в городской книге, не могло быть речи. Ошибка, которую можно совершить лишь однажды, и никогда не исправить. Приподнятое настроение меркло. Воспитанники выстроились в два ряда у еще охваченного пламенем лабиринта, перед возвышавшимся над ними королем Ингеральдом, чьи льдисто-серые глаза мерцали в отсветах, словно прозрачные драгоценные камни, а на короне и парчовом одеянии вспыхивали алые блики. Подданных этот образ привел в безмолвный трепет.

Верховный судья стал зачитывать итоги испытаний. Наль даже не смел поднять глаз на короля. Взгляд скользнул по сидящему у ног королевы Солайи принцу Алуину, чье еще не утратившее некоторой детскости очаровательное личико сияло восхищением. День совершеннолетия был пока достаточно далек от него, чтобы видеть в этом нечто другое кроме захватывающего зрелища. Невеселые думы Наля были прерваны восторженным гвалтом толпы. Он запоздало сообразил, что подведение итогов окончено. Не смевшие за всю церемонию явно выражать своих чувств перед королем подростки смеялись, вытирали выступившие на глазах слезы, хлопали Наля по плечам и спине, трясли его и друг друга во все стороны. Он вскинул недоуменный взгляд на короля и увидел, что тот улыбается.

* * *

Этой ночью спали во Дворе Перехода под открытым небом. Двор перестал быть их домом, но вернуться в родовой дом в новом качестве можно лишь открыто, с достоинством, при свете дня. А как спать в ночь, когда они так внезапно обрели совершеннолетие, бесповоротно ступили на неизведанный еще, непредсказуемый, знаменательный путь? Это было лишь первое значительное испытание для каждого. Впечатления прошедшего дня поднимались в душе, очерчивая яркие подробности, которые необходимо пронести через жизнь. Юных эльфов переполняли восторг и волнение, множество мыслей и надежд, приятное беспокойство по поводу предстоящей присяги.

Стая потревоженных проглотов пролетела над Двором с северо-запада, сбивчиво пискливо клекоча. Снизу видны были подобранные пары чудовищных длинных когтей. Очевидно, переполох разбудил цветянок в небольшом саду позади Оленьей крепости, и те разразились певучими краткими трелями, вспугнув в свою очередь рой светлячков. Одинокая Утренняя звезда, далекая и еще совсем бледная, таяла в быстро светлеющем летнем небе. Весь месяц полуночного солнца норды не видели звезд.

Горы были видны почти из любой части Фальрунна. Они вздымались на западе — Полуночные Горы, составлявшие вместе со спускающимися к Юным Землям Сумеречными Хребет Дракона. На востоке шелестел Сумрачный Лес. И вновь тончайший — новолуние окончилось двумя сутками ранее — серп луны, как знамение нового этапа, сиял в вышине. Горы были древними, извечными, небо было древним, необъятным, и рассекали его прилетевшие из внешней бездны падающие звезды. И горы говорили с юными эльфами всю ночь, звезды говорили, и говорил Лес.

* * *

Лишь отзвучал над Фальрунном последний удар колокола, знаменующего начало Часа Надежды, двери Двора Перехода закрылись за спинами бывших воспитанников. Наль возвращался в свой дом, который покинул полгода назад. На плече у него была все та же дорожная сумка, однако вместо зимнего плаща осталась легкая туника. Плечи стали шире, а долгое пребывание под летним солнцем подарило коже легкий золотистый загар. Этим утром он тщательнее обычного привел себя в порядок и закрепил несколько узорчатых металлических бусин в волосах.

Ему предстояло встретиться со всем родом.

Вспоминая рассказы о минувших войнах, испытаниях и утратах, на пути к Сосновому кварталу юноша особенно остро ощутил связь времен. Словно невидимые нити протянулись со всех сторон, и как ночью говорили ему звезды и горы, так говорили сейчас обветренные стены зданий и истертые розовато-серые булыжники мостовой. Беззвучным эхом отдавался клекот дрессируемых в загонах драконов и звон стали, трепетали переливы флейты, доносились из глубины веков смех, стоны и крики. Старшие поколения перенесли Жестокий голод и эпидемию легочной чумы, с которой Исналор охватило безумие. По этим же улицам, невзирая на угрозу заражения, вперемешку, толпой, мясник и член Верховного Совета, уличный менестрель и судебный обвинитель, леди и кухарка кружились в горячечном танце. Выживших поражали воспаления суставов и гранитовая оспа. Городские беспорядки требовали вмешательства поредевших дозоров. Отягощенные памятью прожитых веков, горьким опытом, болезнями и травмами, и несмотря на то величественные и прекрасные, эльфы оставались следующим поколениям образом для подражания.

Наль, лишь только вступавший во взрослую жизнь, ощущал, что находится в преддверии чего-то серьезного, необъятного. Иной раз ребенком и подростком он размышлял, будут ли у него к старости такие же следы на руках, как у праотцов, сможет ли он танцевать в роскошных залах и давать отпор врагам, или вынужден будет опираться на трость. Как сложится его путь? Теперь он уже перешагнул порог, прошел испытание на зрелость. Сегодня он присягнет на верность Его Величеству, а завтра примет участие в первом в своей жизни настоящем балу.

* * *

В саду за поставленными в виде перевернутой «Т» столами собрался весь род Фрозенблейдов. Во главе восседал старший из живущих, Рейдар Доблестный, заставший еще появление компаса в северном Мидгарде. Сухощавая фигура его сохранила несгибаемую стать. В золотых волосах густо сверкали серебряные пряди, однако взгляд поблекших глаз, пусть не столь острый, как прежде, был ясен и тверд, и лишь временами застилался туманом прожитых веков.

Наль направился к Рейдару, подавляя желание оглянуться на стол, где сидели младшие родственники, приятели по играм. Когда он показался из-за яблонь и кустов шиповника, все замолчали.

— Отценачальник. — Наль поклонился, остановившись в нескольких шагах от высокого резного кресла. — Я принес роду Фрозенблейдов первое место на Дне совершеннолетия в этом году. Теперь я полноправный член королевства и глава семьи.

— Подойди, — глухо повелел Рейдар.

Юноша повиновался, поцеловал покрытую ожогами и шрамами жилистую руку. В прошлый раз он видел прапрапрадеда на празднике в честь рождения дочери пятиродного дяди Тандериона, Нессы, которой теперь исполнится четыре зимы.

Рейдар взял Наля за подбородок и повернул, чтобы как следует разглядеть. Юноша не мог удержаться от столь же пристального ответного взгляда. Лицо старого воина носило следы осложнений Алой чумы в виде мелких оспинок, шрамы свидетельствовали о пройденных жестоких битвах, а над бровями, вокруг глаз и в углах рта разбегались сети мелких морщин. Заострившийся с возрастом нос был тонко выточен, как у самого Наля. Но все внимание приковывали к себе глаза. Бледно-лазуритовые, бездонные, как древний океан, они проникали в самую душу. Казалось, в них останавливалось время.