Углов поспешно направился к выходу. Сзади скрипнула дверь. Он оглянулся и увидел обращенные к нему ясные глаза не по-детски серьезной девчушки. Углов хотел ей сказать что-нибудь на прощание, но не нашел нужных слов и, поспешно отвернувшись, вышел на холодную лестничную площадку.

На заснеженной улице заметил недалеко от подъезда в сугробе темное пятно. Подойдя поближе, разглядел в начинающемся рассвете скрюченное тело вчерашнего субъекта, напавшего на Галину. Снежинки падали на его лицо и, не тая, скапливались во впадинах уже не видящих глаз:

«Замерз, значит, бедняга, обессилев. Интересно, он гнался за девчонкой как за мясным блюдом, или только хотел отнять пайку хлеба? Теперь уж не узнаешь. Странно, но мне его жаль. Кем он был до войны: слесарем, инженером или, может быть учителем, как я? Ведь мог прожить свою жизнь достойно. А тут война, блокада, голод, смерть. Поневоле свихнешься. Интересно, смогу я это когда-нибудь описать? Даже если удастся создать что-нибудь стоящее, разве цензура пропустит?»

Углов повернулся и пошел прочь. На доме еще раз прочитал и запомнил адрес, куда ему непременно надо будет вернуться. Весь последующий день перед ночным вылетом он постоянно вспоминал об оставленной в чужом доме коробке, наполовину наполненной леденцами:

«Я отдал конфеты правильно. Иначе бы до конца своих дней они жгли мне душу, напоминая о том, как лишил голодных детей шансов на выживание. Но зато больше нет у меня талисмана. Удастся ли долететь сегодня ночью до Москвы?»

Но вопреки опасениям, полет прошел нормально, и он сумел убедить себя, что «Монпансье» не влияет на его обычное человеческое везение. И Углов окончательно перестал сожалеть об оставленных в Ленинграде леденцах. Ему и в голову не приходило, что в течение года, таская в вещмешке жестяную коробку, он являлся временным хранителем драгоценного бриллианта. Его теперь больше всего занимала мысль, под каким предлогом он вновь сможет полететь в осажденный город и накормить хотя бы одну голодающую семью.

Но у редактора были иные планы, и уже на следующей неделе Углов получил задание отправиться в Мурманск и написать о подвигах полярной авиации, охраняющей английские конвои:

«Ничего, слетаю на пару дней в Мурманск, а потом упрошу редактора организовать вновь поездку в блокадный город».

Спланированное Угловым будущее казалось четким и определенным. Поначалу все и шло, как он задумал. Приземлившись благополучно в Мурманске, вновь подумал об оставленной в Ленинграде коробке «Монпансье» и уже твердо уверовал, что к его везению недоеденные леденцы не имеют отношения. Будничные дни командировки в суете разнообразных встреч и впечатлений пролетели почти мгновенно. Он присутствовал на инструктажах, выслушивал рассказы бывалых асов, ему показали портреты погибших и не вернувшихся с задания летчиков. Здесь, без сомнения, воевали и совершали подвиги, по крайней мере, постоянно рисковали жизнью. И всё же это была иная война, не похожая на наполненную грязью, потом и кровью «окопную правду».

Город, казалось, и не знал, что воюет. Углов не видел больших разрушений, люди жили обычным распорядком, очень похожим на довоенное мирное существование. Не ощущалось недостатка в пище. Невольно вспоминались голодные лица блокадников. Впечатление усилилось, когда накануне отъезда Углова в Москву его пригласили в ресторан Дома офицеров. Играл оркестр, на столе стояли дорогие напитки и вкусная еда. Слышалась речь иностранных моряков. В зале присутствовали женщины в красивых вечерних платьях. Внезапно Углов поймал на себе взгляд серых глаз, неотступно за ним следящих. Женщина, поняв, что он, наконец, заметил ее внимание, призывно улыбнулась. Углов понял, что всерьез заинтересовал явно скучающую красавицу:

«Эта женщина в длинном черном платье похожа на прекрасную неземную фею из волшебной сказки. Надо решиться и пригласить ее танцевать».

Не откладывая дела, Углов подошел, щелкнул каблуками, и умело повел даму под томную мелодию танго. Женщина, слегка наклонив голову к его уху, поспешила разъяснить ситуацию:

— Моего мужа-полковника и меня здесь, в гарнизоне, многие знают, и я не могу позволить себе лишнее. Мне все известно: вы — корреспондент из Москвы, завтра улетаете. У нас есть шанс. Сейчас вы отсюда уйдете. Через полчаса ждите меня за углом. Сейчас отведите меня за мой столик. Не надо привлекать внимания.

Не дожидаясь окончания мелодии, Углов послушно проводил женщину на ее место. Затем, посидев за столиком для виду еще несколько минут, выпил на посошок стопку водки и направился к выходу. Дул холодный ветер, и он успел продрогнуть, пока не появилась жаждущая любовного приключения прекрасная незнакомка. Не тратя зря времени, она, проходя мимо, бросила через плечо:

— Следуйте за мной на расстоянии. Я живу здесь недалеко.

Стараясь не упустить женщину из виду, Углов зашагал вслед за ней навстречу заманчивому любовному приключению. Внезапно дама остановилась и, убедившись, что ее избранник находится невдалеке, юркнула в подъезд серого здания. Окончательно решившись на авантюру, Углов вошел вовнутрь. Женщина его ждала и, крепко взяв за руку, повела наверх. Открыв дверь, впустила в уютную квартиру. Подойдя к буфету, достала уже открытую бутылку вина и два бокала:

— Меня зовут Зиной. Муж на боевом дежурстве. Раньше полуночи не вернется. У нас всего от силы два часа. Не будем терять время. И не смотри удивленно: я не какая-нибудь шлюха. Просто здесь, в гарнизоне, не могу себе позволить даже легкого флирта: все тут же мужу передадут. Он много старше меня. Лежал у нас в госпитале, где я медсестрой работала. Хороший человек, меня любит, но очень уж ревнив. А ты нездешний и завтра улетаешь. Меня это устраивает. Да и тебя, похоже, тоже. Ну, давай выпьем за знакомство и, как говорят на флоте, «по местам стоять, с якоря сниматься.

Углов с восхищением подумал:

«До чего же отчаянная баба! Не попасть бы с ней в беду. Хотя наверняка знает, что делает. Она рискует больше меня».

Углов, залпом выпил бокал вина и жадно прильнул к податливому, пышущему распаленным жаром телу женщины. Сближение было страстным. Углов охотно поддался неуемному желанию партнерши. И в тот момент, когда Зинаида удовлетворенно откинулась в сторону, в комнате вспыхнул свет. Испугавшись внезапного вторжения обманутого мужа, Углов вскочил с постели. Высокий седовласый полковник в бешенстве закрутил у него перед лицом пистолетом:

— Гаденыш столичный, как ты посмел в чужую постель заскочить?! Пристрелю подлеца!

В этот момент Углов сделал ошибку. Скорее всего, обманутый полковник свою обиду в крике выместил и, насладившись страхом заезжего любовника, предпочел бы некрасивую историю замолчать. Но Углов попытался выбить оружие у ревнивца, но не рассчитал, и тот успел спустить курок. Пуля пронзила грудь Углова, и он, упав рядом с кроватью на пол, почувствовал, как кровь из пробитого легкого заполняет его гортань, мешая дышать. Он успел увидеть, как женщина всем своим нагим телом повисла на руке у мужа, отводя в сторону оружейный ствол:

— Что ты делаешь, Виталий? Совсем с ума съехал? В тюрьму захотел? Звони скорее в госпиталь. Парня спасать надо.