Даже самоубийственное вторжение неподготовленной русской армии в Восточную Пруссию в 1914 году было, оказывается, проявлением величайшей мудрости Николая Второго: «Но наша мобилизация закончена всё-таки не была: расстояния. Николай II – по своей Высочайшей инициативе – лично по своей – бросил самсоновскую армию на верную гибель. Армия Самсонова погибла. Но Париж был спасён».

Естественно, после этого России надо было продолжать войну: «Что было делать Николаю II? Только одно – готовить победу. Что было делать П. Милюкову? Только одно – срывать победу. Ибо если бы конец 1917 года – как на это рассчитывал Николай II – принёс бы России победу, то карьера П.Н. Милюкова и вместе с ней все надежды и все упования русской революционной интеллигенции были бы кончены навсегда. «Пятидесятилетний план» Николая II, его деда и его отца, его предков и его предшественников был бы «выполнен и перевыполнен». Россия одержала бы победу – под личным командованием Царя». Потому-то врагам Державы и приходилось торопиться: «1916 год был последним годом интеллигентских надежд. Все, конечно, знали это, и союзники и немцы, знал это, конечно, и Милюков – что армия наконец вооружена. Что снаряды уже в избытке и что 1917 год будет годом победы над немцами и над революцией».

Так что? – неужели России в 1914 году надо было нападать на Германию с тыла (даже ценой самоубийственного августовского наступления)? А после двух лет войны – положив в землю гвардию, проредив кадровый офицерский корпус, подорвав экономику, закопавшись в долги, потеряв сотни тысяч убитыми и искалеченными, – сделать (накануне победы) внезапный «ход конём»: заключить с немцами сепаратный мир? Такое, по крайней мере, напрашивается «среднее арифметическое» из этих двух работ.

Вообще – что за светотени мелькали в головах наших эмигрантских мыслителей?! Ведь ту же идею сепаратного мира с Германией ненавязчиво, но настойчиво, устами своих персонажей, протаскивал в «Красном колесе» и Солженицын – с его вечной гнильцой внутри, с его всегдашним пиететом к «Пражскому манифесту» и к власовцам, с его, порой, откровенным эпатажем: «Простая истина, но и её надо выстрадать: благословенны не победы в войнах, а поражения в них! Победы нужны правительствам, поражения нужны – народу»…

Нет уж! Министры и генералы последних лет царствования Николая Второго действительно… не блистали (согласимся здесь с Солоневичем: «невеликие были таланты, прости Господи»), но были хотя бы последовательны в главном. Как и сам верховный главнокомандующий русской армией царь Николай.

Конечно, Бог им судья! – всем этим критикам… Но надо твёрдо помнить: все их рассуждения о «спасительности» для Российской Империи сепаратного мира – есть их личное мнение (высказанное постфактум), а не мнение Николая Второго и его министров! Те, в отличие от премудрых геополитиков, думали (и, соответственно, действовали) по-другому – исходя из необходимости доведения войны до логического (победного) конца. При этом, помимо всяких рациональных доводов, для них было важно принципиальное неприятие идеи «предательства союзников» (то есть – заключения сепаратного мира).

Поэтому Николай Второй и его окружение не должны нести ответственность за фантазии Солоневича и Радзинского. Пусть глупость каждого останется при нём! К подлинным заслугам и преступлениям, успехам и неуспехам Российской Империи досужие рассуждения потомков никакого отношения не имеют.

§ 4.5. Вот, собственно, и всё, что касается «антиромановской» пропаганды в предреволюционный период. Остаётся только удивляться тому, как легко удалось внутренней оппозиции (и – внешнему врагу) подорвать престиж императорской власти в воюющей стране!

Конечно, Николай Второй предпринял немало неверных шагов (отнюдь не способствовавших росту его популярности…). Но многие ли из правителей избежали подобных ошибок? А кого не подводили близкие люди? Не компрометировали родственники? От таких неприятностей не застрахован никто. Тут всё больше зависит от того, как эти факты будут преподнесены и «интерпретированы».

Во всяком случае – император Николай Второй и императрица Александра Фёдоровна меньше, чем кто-либо другой из российских правителей 20-го века, заслуживали обвинения в измене! Они, по крайней мере, не совершали в годы Мировой войны ничего подобного тому, что считали возможным для себя советские вожди. Например, Дзержинский – укативший в капиталистическую Европу в самый разгар Интервенции и Гражданской войны, чтобы встретиться с женой и ребёнком, отдохнуть с ними на швейцарских курортах (по крайней мере, такова была внешняя сторона его вояжа). Можно только вообразить, в чём обвинили бы императора Николая – вздумай он сам или кто-то из его близких предпринять нечто подобное в разгар войны с Германией.

Кстати, о жёнах и детях! Царские дети в Первую Мировую тоже не делали ничего подобного тому, что будут делать дети советских вождей в Великую Отечественную. Как, например, племянник Сталина Реденс с сыновьями Микояна и Шахурина – создавшие во время войны подпольную организацию «Четвёртый Рейх» (а также – теневое правительство СССР), сами себя именовавшие «рейхсфюрерами» и «группенфюрерами». Да ещё и включившие в свою организацию племянника американского миллионера-авантюриста Арманда Хаммера! А вот дочери Николая Второго – вместо того чтоб создавать подпольные антироссийские организации и навешивать друг другу «генерал-оберстов» – вместе со своей матерью-императрицей ухаживали за ранеными в госпиталях.

Так что единственное, в чём можно упрекнуть Николая Второго (в свете распространившихся в обществе слухов об «измене при Дворе»), – так это в отсутствии у него мощной пропагандистской машины, способной адекватно противостоять наветам отечественных и зарубежных клеветников.

§ 5.1. Сравнительно короткий отрезок времени – восемь месяцев между Февральским и Октябрьским переворотом – оказался ключевым в деле становления «антиромановской легенды».

За этот период русское общество успело впитать и усвоить (как «доказанные, общеизвестные факты») все те грязные слухи и домыслы, что сочинялись о семье и окружении последнего императора. Всё то, что прежде передавалось шёпотом, из уст в уста, или в виде анонимных листовок, было теперь провозглашено открыто. И подано как некая «гонимая правда», которая лишь теперь, «в новой, свободной России» наконец-то смогла прорваться к людям…

Это действительно было подобно прорыву плотины – какой-то неудержимый вал лжи! Пожалуй, трудно найти второй подобный пример в мировой истории. С первых дней февральских волнений – когда толпа в Петрограде кричала: «Долой Сашку, немецкую шпионку!» – началась подлинная вакханалия безудержного очернительства и глумления.

При этом были использованы все известные тогда средства воздействия на мозг (включая прессу, литературу, театр и кино). Достаточно сказать, что после Февральской революции по городам России прошли такие театральные постановки как «Крах торгового дома Романов и Кº», «Царскосельская блудница», «Царскосельская благодать», «Гришка Распутин», «Ночные оргии Распутина», «Гришкин гарем», «Чай у Вырубовой», «Как Гришку с Николкой мир рассудил» и т. п. Образованная публика презрительно морщилась, но «освобождённые» массы охотно поглощали этот низкосортный продукт и (что хуже всего!) – запоминали его и усваивали.