Но одними экспонатами дело не ограничивалось, здесь стоял массивный деревянный стол и несколько кожаных кресел, явно перенесенных из дома кого-то из местных довоенных бонз. Картину дополняли плотные зеленые обои – где их только отыскали – и раритетная люстра, забавно выглядевшая в квартире, в которой потолки едва ли достигали двух с половиной метров.

На стене за столом висел большой портрет Николая Второго, на полках размещалась целая коллекция разномастных бюстов. Справа стоял плотно забитый книжный шкаф, буквы на части корешков в котором были отпечатаны дореформенным шрифтом, а совсем рядом величественно растянулось черно-желто-белое знамя с гербом Российской империи. Слева – большая карта Татарстана с какими-то пометками и несколько карт поменьше.

И, что поразило Азата сильнее всего, красивое черное фортепиано. Конечно, и в переходах музыку играли, без нее было бы совсем туго, но там предпочитали гитары да баяны. А пианино башкир и до войны видел не так часто, их напрочь вытеснили компактные японские синтезаторы. А если где в квартирах и стояло, то чаще использовалось в качестве дополнительной полки, чем по прямому назначению.

Но оно было не единственным предметом, связанным с музыкой. На тумбе с резной дверцей стоял проигрыватель для виниловых пластинок. Такой Азат видел лишь один раз в жизни, дома у бабушки в родной деревне под Белебеем. И то нерабочий и избежавший переселения на свалку только потому, что бабке было жалко его выбрасывать.

Правда, и выглядел проигрыватель по-другому: не советский патефон из дешевого пластика, а аккуратный, черный и явно очень дорогой, с логотипом AudioTechnica.

Если говорить совсем уж честно, башкир вообще не ждал, что его пригласят на собрание. Собирался провести время с семьей, но получилось так, что размещаться им пришлось без него.

«Булату» снова выделили отдельное жилье – целую однокомнатную квартиру на втором этаже. В этот раз он решил остаться с группой, Ландыш должна сама справиться, да и пацаны, если что, помогут.

Почему-то после крайней устроенной ею сцены Азату не хотелось продолжения. Он чувствовал, что пока не пройдет время, пока жена не поймет, что и на поверхности можно нормально жить, истерики раз за разом будут повторяться. К тому же сейчас Полковнику нужно решать гораздо более важные проблемы, а разведгруппа была его главным инструментом.

Старику, кстати, кабинет явно понравился. Он с удовольствием осмотрел обстановку, одобрительно кивнул и усмехнулся, когда увидел портрет императора и знамя. Черт его знает, может, раньше до Войны, поддерживал русских националистов, выступавших под этими символами. Потом это в любом случае потеряло смысл, ведь жизненное пространство сократилось до размеров пары десятков подземных убежищ и ни о каком восстановлении имперского величия мечтать не приходилось.

Помимо Азата, Дмитрия и Полковника, на собрание пригласили лейтенанта и Ершова. Остальные занялись обустройством какого-никакого быта – само собой выходило, что беженцы остаются тут по крайней мере на несколько дней, пока не станет ясно, что делать дальше.

Дмитрий без разговоров дал добро и уверил, что платы за постой с них не потребуют. Единственное, что с питанием надо было разбираться самостоятельно, на халяву никто никого кормить не собирался. Впрочем, на кухню доступ дали, а продуктов, взятых из перехода, пока хватало с запасом.

Они расселись в удобных креслах, Азат с удовольствием развалился на кожаном сиденье. Остальные не торопились устраиваться с комфортом. Парни держались напряженно, и только тогда башкир понял, почему: облокотившись на спинку, практически невозможно было быстро приготовиться к стрельбе. Человек в таком положении невольно расслаблялся, а на то, чтобы достать пистолет из набедренной кобуры, потребовалась бы целая вечность.

Но обстановка не располагала к тому, что может начаться бой, и башкир решил плюнуть на это.

– По поводу бензина обсудим, – кивнул Дмитрий. – У нас его в достатке, наливник мы, конечно, не продадим, но в канистрах можем почти сколько угодно.

– А какого он качества? Как по октановому числу? Присадки, прочее? – спросил лейтенант.

– Какие присадки, у нас тут завод, что ли? – «Крепостной» усмехнулся. – Мы сырую нефть перегоняем, по октану семьдесят шесть, наверное. «УАЗик» жрет и не давится. Нет, движку, ясное дело, от такого топлива не сильно хорошо, но другого попросту нет.

– Думаю, у «пришлых» не лучше ситуация была, – пожал плечами башкир. – Они там, конечно, сели на пару законсервированных скважин, смогли наладить добычу, но переработка – уже совсем другое.

– А ты в переработке не разбираешься? – спросил у Азата Полковник. – Ты же нефтяник.

– Да, изучал теорию в институте, но то было четверть века назад, не помню, конечно. К тому же я на бурильщика учился, поработал помбуром немного здесь же, на Ромашкинском. Про переработку не у меня спрашивайте.

– Помбуром? – заинтересовался Дмитрий. – И долго?

– Чуть больше года, на вахте.

– Так зачем вам вообще уезжать? – Хозяин кабинета посмотрел Полковнику в глаза. – У нас здесь вполне безопасно, людей можем разместить, работа тоже для каждого найдется. У вас ведь и бойцы есть хорошие, да и других специалистов должно быть достаточно. Конечно, такие кадры везде ценятся, но ведь по миру и лихих людей полно. И тех, что предпочитают принудительный рабский труд достойной оплате.

– А что вообще по миру? – Старик подхватил тему. – Где какие люди живут, чем занимаются? Мы-то думали, что практически весь мир вымер, из города выбраться не могли, а здесь, оказывается, в шестидесяти километрах – «Крепость». Вы тут сами-то давно?

– Не очень, – мотнул головой Дмитрий. – Шесть лет назад пришли из Башкирии, с техникой, ресурсами. Искали место, где можно остановиться. Когда в Мензелинск приехали, тут ни одной живой души…

В дверь постучали. Через секунду створка распахнулась, и в комнату вошла девушка в теплом шерстяном платье и с подносом, на котором уютно расположились маленькие фарфоровые чашечки.

– Чаю? – предложила она, вежливо улыбнувшись.

Согласились все. Азат тоже взял свою чашку, подул на исходящий паром кипяток и сделал глоток. Чай оказался черным, крепко заваренным и очень вкусным. От такого сразу вспоминались вечера, проведенные в деревне у бабушки, не хватало только меда с маслом и баранок каких-нибудь.

– Так что в Мензелинске-то было? – спросил Полковник, аккуратно попробовав напиток.

– Ничего тут не было, – пожал плечами Дмитрий. – Следы боев, скелеты, пожарища. При этом город и не грабили особо. Выглядело это все так, словно люди то ли перебили друг друга, то ли в какой-то момент остановились, ужаснулись резне, которую устроили, собрались и ушли.

– И никаких свидетельств? Ни дневников, ни журналов? – Азат подул на чай и сделал еще глоток.

– В этом и дело. Может быть, их специально уничтожили, а может, мы просто плохо искали. Вон, Савва руководил поисковой группой.