Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кэр-Ист был всегда открытым для гостей, и тысячи кораблей вставали в порту, и тысячи караванов прибывали ежедневно.
Но вот, говорят, однажды, с корабля на землю сошёл необычный человек. Одет он был в раззолоченные одежды, и толпа одетых в чёрное прислужников следовала за ним по пятам.
Оглядевшись придирчиво вокруг, он спросил:
— Вы поклоняетесь кресту? Это хорошо. А вот, слыхали ли вы о страстях Христовых?
И рассказал о них, а жители города, которые всегда принимали к сердцу рассказы и печали чужеземцев, сочувствовали и плакали вослед его словам.
А потом один из них промолвил:
— Да. Мы, конечно, и до тебя были знакомы с этой непростой историей. Но теперь мы ещё сильнее ощущаем и понимаем Господа нашего, как Ему пришлось несладко в вашем мире, в облике человеческом. Но ведь теперь Он, и это, конечно же, точно, возродился в новом облике и полностью исправил свои ошибки…
— Господь не может ошибаться! — гневно оборвал его речь пришелец. — И Он не может перерождаться, ибо вечен Он и неизменен во веки веков!
— Прости меня, — учтиво ответил горожанин, — но тогда ошибаешься ты. Я — архитектор, зодчий. Я строю дома, мосты, дороги, и мне хорошо известно, что, пусть со временем, но всему настаёт свой срок, и всё нуждается в обновлении. Ещё ребёнком, возясь в песке на берегу моря, я одновременно и печалился, что построенные мною игрушечные замки недолговечны, и радовался, что из того же песка сумею выстроить новые, ещё более великолепные дворцы. И я хорошо знаю, что и телу человеческому тоже, рано или поздно, приходит срок, и тогда мы с почётом хороним его, и с нетерпением ожидаем, когда дух и душа найдут свой новый дом, и радуемся, когда приходит в мир дитя, и поём ему песни… Разве не так ли и Господь, непрерывно совершенствуясь Сам, не обновляет при этом Свой мир, и не является нам всякий раз и всякий день в гораздо более высоком свете и значении — для каждого из нас?
— Ересь, ересь, трижды ересь! — брезгливо бросил пришелец. — Эту сказку вы придумали потому, что боитесь смерти…
— Напротив, — терпеливо возразил зодчий. — Мы ничего и никогда не боимся, и любим, и надеемся, и верим, и на каждом шагу нашей жизни наблюдаем правоту и всю Премудрость Господнего Мира…
— Человек живёт всего одну жизнь! — оборвав его речь, нетерпеливо закричал пришелец. — И прожить её достойно — его главная задача! Всего надо уметь достигнуть в этой жизни!
— Что означает "достойно"? Что значит "достигнуть"? Сделать как можно больше не для себя, но для других? — тогда я соглашусь с тобой. Или ты считаешь, что человек должен потратить время своей жизни в погоне за известностью, богатством, самоудовлетворением тщеславия? Тогда я с тобой не согласен. Я знавал немало людей, которые, хотя и не достигли в жизни никаких вершин, да и не устремлялись к ним, но просто спокойно трудились, и пользовались немалым уважением… Может быть, в твоей стране другие обычаи, гость?
— Освободитесь от лжи своей! Да, я гость, но всякий гость — от Бога, с этим ты не будешь спорить? А значит, моими устами говорит Бог!
— Бог говорит устами каждого из нас, что же тут особенного? Видишь тот Храм на горе? Игрушечка! Мы подновляем его всякий раз к Рождеству Христову. Я строю его и совершенствую уже пять своих воплощений. Он и просторен, и красив, и дивная музыка играет в нём, и витражи бросают весёлые блики на пол… Мы собираемся в нём в дни наших праздников, а в обычное время для каждого из нас является храмом то место, где мы живём или работаем. Храмы все наши дома, и наши пашни, и фабрики, и наши леса, и наши дороги…
— А если я тебя убью? — насупился пришелец, а горожанин пожал плечами:
— Что ж, я успел многое сделать… хотя, конечно, хотелось бы сотворить ещё больше… например, нашему городу очень не хватает башни с часами — а это очень ответственная работа. Да, мне, конечно, будет очень грустно, да и мои родные и друзья огорчатся… Но… моя Надежда подсказывает мне, что задуманное, но несделанное я вполне смогу осуществить в следующей жизни, а близкие утешатся новым моим рождением.
— А разве тебе не известно, невежда, что после смерти душа попадает вначале в чистилище, а потом либо в рай, либо в ад, но никогда, слышишь: никогда не возвращается на землю?!
— Наверное, я настолько невежда, что ничего не знаю об этом, — улыбнулся зодчий. — А смотри-ка, эти два слова рифмуются: "невежда-надежда". Надежда укрепляет нашу Веру, Надежда окрыляет нашу Любовь, и все три равноправны в своём нерушимом единстве, разве не так? И мои благословенные родители, что вселили её в меня, пусть они тоже были, как ты, вероятно, скажешь, невеждами, но они всегда говорили, что душа неуничтожима, что она бессмертна, поскольку ведёт её Надежда, а они были уважаемыми и честными людьми, и никогда не лгали мне, ведь ложь один из тягчайших грехов… По-моему, пусть такое "невежество", чем заведомая трусость перед будущим…
— Но, это же реализм… ну, как вы не понимаете… — промямлил пришелец. И вдруг придумал, чем их, кажется, можно сразить, хотя бы на этот раз. Тем более, что горожанин согласно кивнул:
— Хорошо, тогда расскажи об этом.
— Святая Вера и Любовь Господня да пребудут со мной! — так торжественно повёл свою речь проповедник, и сопровождавшие его черноризцы повалились на колени.
— Я! Принёс вам! Благую весть! Это — ваше последнее перерождение! Вы! Окончательно исполнили предназначение своих душ на земле! Но берегитесь…
И рассказал он им и о первородном грехе, и о змие-искусителе, и о чёрном ангеле, возгордившемся восстать на Бога, и о райском саде, и об аде с его сковородами и