С этого эпизода начался рост международной славы и популярности сына донских степей. В том же году у него завязались дружеские отношения с королевской четой Пруссии, они часто стали обмениваться подарками и состояли в постоянной переписке. На полях сражений 1807 г. Платов подружился и с британским представителем в русской армии сэром Робертом Томасом Вильсоном, благожелательные и лестные отзывы которого о казаках и их атамане постоянно публиковались на страницах английской прессы. Но вот к французам и их императору донской вождь так и не смог преодолеть предубеждений. Не верил он и в искренность русско-французского союза. Наполеон для него оставался прежде всего врагом и иноземцем ― «злодей, шельма, Наполеонов король». Мало того, он не стремился скрывать своего отрицательного отношения, несколько раз у него возникали инциденты с французским посланником в Петербурге А. де Коленкуром.

Подписание Тильзитского мира 1807 г. и последующая дружба с Францией вызывали негативную реакцию во многих слоях русского общества. Этот внешнеполитический курс даже породил оппозицию в консервативных рядах высшего общества. По мнению современников, возглавляла недовольных, как не странно, мать царя ― вдовствовавшая императрица Мария Федоровна. Платов как раз был с большим почетом принимаем при ее дворе и часто подолгу гостил в ее резиденции и сиживал за семейным столом. По одной из легенд, в 1809 г. перед отъездом на театр военных действий с турками императрица-мать устроила донскому атаману прощальный обед. По окончании приема Платов встал и в знак благодарности за лестное к его особе внимание несколько раз поклонился. На нем была жалованная сабля за Персидский поход 1796 г., и он случайно задел ей и разбил вдребезги одну из дорогих фарфоровых ваз, стоявших с цветами на полу. Сконфуженный, донской военачальник хотел отскочить, но зацепился за ковер и едва было не упал, если бы сама императрица не поддержала его. Платовская неловкость была подчеркнута снисходительными улыбками окружавших придворных, но и тут Матвей Иванович быстро нашелся, бойко и смело взял и поцеловал руку императрицы со словами: «И в падении моем я возвеличен Вашим Величеством». Затем обернувшись к собравшимся и взмахнув рукой, весело и просто сказал: «Вот пословица та и на деле сбылась: говорят, что если казак чего не возьмет, так разобьет. Первого я не знаю, а последнее и со мною случилось». Так, в ситуации, где любой другой навеки погубил бы свою репутацию, атаман, благодаря своей находчивости, умело обратил неприятное дело в шутку и не только сгладил шероховатости, но и выиграл в общем мнении.

Положение Платова в высших военных и придворных сферах Российской империи еще более упрочилось после его участия в кампании против турок 1809 г., где он в очередной раз продемонстрировал свое умение руководить крупными соединениями. Причем ему пришлось там командовать уже не только казачьими полками, но и армейскими частями. За доблесть в боях против турок император произвел его в генералы от кавалерии, или как тогда говорили ― в полные генералы.

О Платове к 1812 г. сложилось устойчивое общественное мнение как об удачливом и храбром предводителе казачества, который к тому же являлся простым и очень скромным человеком. Немаловажную роль в создании такой положительной репутации сыграли его постоянные личные контакты и дружеские связи со многими представителями петербургской верхушки. Но чтобы не потеряться среди блеска и лоска высшего света, необходимо было иметь платовскую гибкость и изворотливый ум, казачью наблюдательность и сметку.

Как истинный сын своего времени М. И. Платов откровенно придерживался патриархально-консервативных умонастроений, что было весьма типично для выходца из среды высшего донского слоя, сформировавшегося в победных войнах екатерининского правления. Его мысли и взгляды во многом определялись военно-административным статусом и местом в иерархической структуре Российской империи. Перед ним стояли две главные, не всегда легко согласуемые задачи ― не только верно и не щадя «живота своего» служить государю-императору, но и блюсти интересы Дона, оберегать в первую очередь особые автономные установления Войска от всяких посягательств со стороны центральных властей. Последнее находило полную поддержку у донской элиты.

По своему культурному развитию, мировоззрению, образу жизни атаман был очень близок и понятен казачьим массам, вследствие чего и имел популярность среди донцов. Иногда в некоторых исторических сочинениях Платова изображали как хитрого льстеца перед сильными мира сего, в других ― как высокообразованного генерала, умевшего прельщать своей начитанностью даже ученых мужей. Конечно ни тем, ни другим Платов не был. Как выходец из казачьей среды, он отлично знал быт, нравы и духовные качества своих подчиненных. Бесспорно, атаман обладал хитростью, но имел и более важное для всех казаков качество ― смелость, а главное, умел показать ее. Словом, как написал один из его биографов, ― «это был “тактичный” человек».

По должности, воинскому званию и авторитету в 1812 году Платов, несомненно, являлся главным лидером казачьего генералитета, формировал и определял взгляды этого несколько обособленного сообщества на события и реакцию на конкретных лиц, а также разбирал и регулировал взаимоотношения внутри круга донских военачальников. В генеральской среде конкуренция и повышенное честолюбие всегда были развиты намного сильнее, чем в гражданском обществе (что характерно для любой армии мира). В этом отношении атмосфера воинской жизни казачьего генералитета не представляла никакого исключения. Да и сам атаман в данном случае не являлся «белой вороной». Он в первую очередь очень зорко следил за поведением своих конкурентов и недругов, особенно за представителями кланов Денисовых и Орловых и их родственниками. Даже далекий от донских дел генерал Л. Л. Беннигсен еще в 1807 г. заметил, что Платов «не с лутчей стороны к Денисовой фамилии расположен». Неприязнь к ним небезосновательно возникла у атамана еще во времена его опалы при Павле I.

Тогда пост войскового атамана занимал его конкурент ― генерал от кавалерии Василий Петрович Орлов. Сын последнего ― граф В. В. Орлов-Денисов ― командовал в 1812 г. лейб-гвардии Казачьим полком и, таким образом, находился вне пределов атаманской компетенции. Зато родной брат соперника ― генерал-майор А. П. Орлов, благодаря стараниям атамана, жил в отставке за пределами Дона.

Исходя из традиций ХVIII в., Платов в своих делах старался опираться на лиц, связанных с ним кровно-родственными узами. Так, в 1812 г., помимо двух сыновей и пасынка, к ним можно было причислить генерал-лейтенанта А. Д. Мартынова (брата второй жены), генерал-майоров Т. Д. Грекова (женат на дочери Марии), Д. Е. Грекова (отца Т. Д. Грекова), Д. Е. Кутейникова (племянница замужем за сыном атамана), полковника К. И. Харитонова (женат на дочери Анне). Кроме них, нужно отметить ряд старых сослуживцев, пользовавшихся доверием у Платова: генерал-майоров А. А. Карпова, И. К. Краснова, С. Ф. Балабина. Последний долгое время командовал Атаманским полком, фактически являвшимся личной гвардией донского атамана.

Сам Платов по служебному стажу считался одним из старейших генералов российской армии. Этот факт оказался самым неудобным для многих высших военачальников в 1812 г. В первую очередь для его непосредственного начальника, сравнительно «молодого по чину» военного министра и главнокомандующего 1-й Западной армии М. Б. Барклая де Толли. Он в 1809 г. за отличие в войне против шведов раньше атамана получил звание полного генерала. Тогда это производство, минуя принцип старшинства, вызвало массовое недовольство среди генералитета. Платов также почитал себя обойденным и являлся одним из явных недоброжелателей военного министра. Высокий чин атамана стал одной из причин его временной размолвки с П. И. Багратионом в 1812 г., а затем и прямого конфликта с М. И. Голенищевым-Кутузовым. Сам же Платов часто высказывал недовольство слишком малым количеством вверенных ему полков, так как это не соответствовало его высокому воинскому званию и атаманскому достоинству. Кроме того, у предводителя казачьих полков имелась заветная мечта (им не скрываемая) ― получить графский титул. Из донских генералов в 1812 г. его носил лишь В. В. Орлов-Денисов, унаследовавший таковой после смерти деда. Именно этого не хватало Платову в дополнение к имевшимся регалиям и отличиям (чин полного генерала, атаманская булава, орден Св. Георгия 2-го класса). Его ярко выраженное стремление к получению титула активно использовали в 1812 г. все главнокомандующие армиями (П. И. Багратион, М. Б. Барклай де Толли, М. И. Голенищев-Кутузов), так как это оказался единственный и самый эффективный инструмент воздействия на деятельность атамана.