– Нет, я же ничего не делала.

– Ты задумчива, можешь пораниться.

Она не понимает, радует ее такая забота или раздражает. Она может пораниться, ну надо же.

Она сама не в курсе, почему задумчива. Нет определенного направления у ее мыслей, они прыгают, не обрастая смыслом – думает ни о чем и обо всем сразу.

Пока Мартин выпускает несколько стрел в «яблочко», Ребекка вынимает свои ножи из сумки и начинает играться с ними, подкидывая в руках. Она любит ножи, а они любят ее. Что тут сказать, за год ни разу даже не оцарапала руку – при ее-то неуклюжести!

В руках четыре ножа. Первый она запускает прямо в дерево, на которое они присобачили мишень. Мартин выкрикивает «Эй! Найди себе другое дерево!», а Ребекка смеется и отправляет за первым ножом второй. Тот перекручивается в воздухе, разрезая пространство с красивым свистом, и втыкается в одном сантиметре от уже торчащего там клинка. Третий нож сшибает стрелу Мартина на лету, тот зло встряхивает волосами и буровит ее яростным взглядом – если бы она не знала его как свои пять пальцев, точно бы в штаны наложила.

Ребекка пожимает плечами, типа не при делах. Мартин напускает фальшивое равнодушие на лицо, а потом, когда она расслабляется, отворачиваясь, бросается на нее, заваливая на спину. Они начинают бороться. Не всерьез, но и не играя. Используют приемы, которым учил старший Кэмпбел и его охотники – как обезвредить противника, как перехватить инициативу в бою, как выиграть время.

Они несколько раз перекатываются, Ребекка чувствует, как пыль забивает глотку – три, два, один. Она кашляет, Мартин пользуется ее секундной заминкой и переворачивает ее, подминая под себя. Какие-то ветки больно давят в затылок, в глазах рябит от пыли и солнца, что в таком положении светит ей прямиком в лицо. Еще успевает отметить, какое синющее небо сегодня, яркое, словно летом. Мартин обхватывает бедрами ее ноги и рычит, как волк, сцепив зубы.

– Ладно, ладно, победил! – сдается она. Мартин смеется и отпускает ее руки с таким самодовольным лицом, что ей хочется стукнуть его лбом в переносицу – а что, они и не такие удары друг на друге отрабатывали.

– Меньше будешь зевать на тренировках, – фыркает и встает. Ребекка поднимается, опираясь на протянутую ей руку, пытается стряхнуть листья и грязь со спины, но замирает, глядя на Мартина. Она видит, как спина друга выпрямляется. Он принимает боевую стойку, лук оказывается в руках так быстро, словно он его магией призвал. – Бекка, здесь кто-то есть.

Натягивает тетиву, и… не успевает выстрелить, потому что Бекка ловит взглядом фигуру справа, и последний из ее ножей отправляется в полет быстрее, чем стрела Мартина. Громкий выкрик, звук, с которым лезвие втыкается во что-то твердое… И отборный мат, от которого становится смешно.

– Ты что, совсем?!

Мартин смотрит во все глаза сначала на Ребекку, сгибающуюся от смеха, а потом на Мэтта, воротник куртки которого припечатан к дереву ее клинком. И лицо у него такое, что… Действительно смешно.

– Что надо? – пока Мартин убирает снаряжение в машину, Ребекка позволяет Мэтту отвести себя в сторону. Именно позволяет, да. Не он тащит ее за рукав, а она позволяет.

– Поговорить.

– А дома нельзя?

– Можно было бы, если бы ты не шарахалась от меня уже неделю. Я тебя не вижу совсем с тех пор, как родители уехали.

Последнее предложение Мэтт говорит тише, отпуская ее руку и глядя в землю, словно… смущается?

Его реакция веселит Ребекку, и она решает развлечься.

– Соскучился? – спрятав руки в карманы, спрашивает она. Вдруг хочется запихать сигарету в рот. Она редко курит – только в пьяном угаре, но рассматривать Мэтта втихую, когда он таращится себе под ноги… В горле пересыхает.

– Может и соскучился, тебе-то что? Ты мои чувства прямым текстом на фиг послала.

Мэтт отворачивается от нее, всматривается в полоску горизонта. Выглядит до абсурда обиженным. А Ребекка чувствует, что ее слегка штормит – при таком ракурсе хорошо видно шею Мэтта, его кожу, покрытую волосками щетины, ярко выраженный кадык и ключицы, прячущиеся под футболкой и воротником кожаной куртки. Становится жарко.

Она прокашливается и тоже отворачивается, мысленно ругая себя.

– Тогда что надо все-таки?

– Завтра полнолуние, – сообщает он.

Ребекка фыркает:

– Без тебя знаю. У меня этот день в календаре, как месячные – крестиком отмечен.

Мэтт смотрит на нее осуждающе.

– Это не шутки, Ребекка. Тебе придется уехать подальше, приедут родители, мама сможет меня удержать, но подстраховаться стоит. Никто не знает, что может произойти, мой случай… с парой и… тобой, – он показывает на нее, обводя ладонью вокруг тела, – короче, это первый случай в нашей семье, если что-то пойдет не так…

– Тогда что? – она сама не замечает, как подходит ближе. Так близко, что чувствует, как обжигает кожу на лице чужое горячее дыхание. Видимо, Мэтт сам в шоке от того, что она так близко – его зрачки расширяются, и он несколько секунд моргает, не дыша. – М? Что случится, если ты дорвешься до меня в полнолуние?

По лицу Мэтта можно определить – он не знает. И то, что он не знает, очень сильно пугает его.

Он не отвечает на вопрос, только уточняет:

– Переночевать у Эммы – не вариант, если сорвусь, найду по запаху. Сними номер в отеле или переночуй у каких-нибудь не очень близких друзей.

Ребекка так сильно хочет послать его подальше, потому что никто из Сэлмонов целых восемь лет не решался вот так просто брать и разговаривать с ней о полнолунии, оборотнях и всей этой ненавистной ей фигне. А этот заявился и пожалуйста… Вот козёл.

– Знаешь что?.. – начинает она. Мэтт вдруг ведет носом и хмурит лоб. Ребекка всматривается в его лицо. – Что-то учуял?

– Да. Кэмпбел.

– Ну да, Мартин же…

– Не Мартин.

Бекка матерится и бегло оглядывается по сторонам.

– Твою мать, его отец! Если узнает, что оборотня притащил на тренировку с Мартином – откажется вообще со мной работать! – Мэтт открывает рот, чтобы что-то ответить (что-то насмешливое и очень самодовольное, очевидно), но Ребекка не позволяет ему. Хватает за локоть, шипит «давай за мной» и ныряет в ближайшие кусты, утаскивая его следом.

Глава 13

Ударяются костями, лбами, коленками, шепотом чертыхаются и ворчат, а когда, наконец, оказываются в устойчивом положении, выходит, что Ребекка практически лежит на Мэтте, и, нет, ее такой расклад вообще не устраивает.

Он пахнет осенью и горечью трав. Ребекка ненавидит себя за то, что чувствует его аромат так близко, прямо впритык. Она упирается