– Нет, – снова начала сползать под стол Маргарита, давясь нервным весельем. – Ей надо сказки писать, а не романы. У Лизаветы очень сильная вера в позитив и хеппи-энд, плюс богатая фантазия!

– Бабаева, ты хоть понимаешь, что это все не может произойти вместе. Как нельзя влезть на елку и ничего не ободрать! Как нельзя обожраться горохом, а потом изображать принцессу, которая не пукает! Как нельзя ночью благополучно пересечь спальный район в манто, золотишке и с сумочкой из крокодиловой кожи! Так и из твоей ситуации выйти без потерь нереально! Либо они подерутся, и это будет не красивая дуэль, а обычный мордобой. И тогда Слава как победитель уволочет тебя домой, а Танненшток тебя уволит. Либо Слава плюнет и оскорбленно уйдет, а ты останешься с Танненштоком. Или с носом, если бросишь кавалера и поскачешь следом за супружником. И не факт, что твой Модильяни напоследок не даст тебе в глаз! Ты готова к подобному развитию событий?

– Вы пессимистки, девочки, – солнечно улыбнулась Лизавета.

В этот момент шеф решил прогуляться мимо их кабинета с инспекцией. За стеклом его Лизетта сияла, как новый пятак.

«Радуется!» – удовлетворенно констатировал приосанившийся кавалер. А чего ей не радоваться, когда такая честь…

Лизавета с облегчением вздохнула, когда подруги, одолевшие ее советами и наставлениями, наконец ушли домой. Что они понимали, эти перестраховщицы и неудачницы? Нельзя ждать от жизни только плохого. Надо моделировать ситуацию самой, ведь мысль материальна.

Она принялась старательно готовиться к свиданию. Конечно, поразить Лиза планировала не Танненштока, до которого ей не было никакого дела, а Славу. Сегодня он взглянет на нее иными глазами. Увидит свою любимую и единственную с другим и осознает, что мог потерять. Ну, и все как-то наладится.

Как часто мы выдаем желаемое за действительное, вкладывая в уста мужчин свои слова и мысли. Противоположный пол, он на то и противоположный, чтобы делать все вопреки и наоборот. Мужчина, как ребенок, которому говорят «нельзя».

– Вова, не трогай каку! – кричит мама, отталкивая толстощекого бутуза от блестящей пробки, валяющейся у песочницы. Это для мамы «кака», а для Вовы – очень нужная вещь. Тем более что запрет добавляет ценности чему угодно. Запретное всегда интереснее, чем то, что разрешено.

Так и мужик тянет руки к тому, что нельзя: чужой жене, бутылке, сигарете или еще чему-то, что его супруга по недомыслию считает «какой». Мужчины трудновоспитуемы и неподвластны женской логике. А женская логика, в свою очередь, кажется им извращенным взглядом на жизнь и нелепым недоразумением.

Так и Слава с Лизой двигались к часу «икс» с совершенно противоположными мыслями, как два объекта, существующие в разных измерениях. Найти точку соприкосновения им было не суждено.

– Как думаешь, без милиции обойдется? – повторяла Рита, ерзая на пассажирском сиденье Лериной машины.

– Главное, чтобы недолго. А то у меня на вечер планы. Я за ними в ресторан не поеду, – озабоченно ворчала Горецкая, зорко оглядывая окрестности в поисках Славы.

– Надо было бинокль взять. Или прибор ночного видения. Я в темноте, как курица, – посетовала Рита, тоже активно крутившая головой.

– Вон он! – прошипела Валерия. – Смотри!

– А чего шепотом-то? Он же не услышит.

– Это я от переживаний. Чтобы не спугнуть.

Вячеслав Бабаев вел себя как партизан, собравшийся пустить под откос фашистский поезд. Он перебегал от машины к машине на полусогнутых ногах, отклячив пятую точку.

– Он сейчас до нас доберется и узнает! – тихо пискнула Рита.

– Пригнись! – велела Горецкая, с силой дернув подругу на себя. Они уткнулись носами в коробку передач и молча блестели друг на друга глазами.

Через пару минут в окошко постучали.

– Вот ведь… – раздула ноздри Валерия и резко выпрямилась, натянув на физиономию доброжелательную улыбку.

За стеклом стоял охранник Дима и одурело моргал.

– Чего тебе? – Горецкая погасила улыбку и настороженно посмотрела за спину громилы.

Слава уже уковылял довольно далеко и терся рядом со служебным выходом, все так же тревожно приседая и мечась по синусоиде.

– Да я, это, думаю, че тут? То ли магнитолу воруют, то ли сексом занимаются, – простодушно поведал Дима и смущенно отвел взгляд. – Вот и подошел. А магнитолу не воруют. Счастливого вечера, Валерия Павловна!

– И тебе повеселиться, – пробормотала Горецкая.

– Охраняет, – засмеялась Рита, едва Дима, трогательно косолапя, ушел в темноту.

– Поржи еще! – буркнула Лера. – Завтра весь отель будет шушукаться по поводу нашей ориентации. Угораздило же вляпаться! Все эта Бабаева! Геморрой ходячий, а не девка!

Тем временем Лизавета закончила макияж, умудрившись извести на него чуть ли не половину косметики. В кои-то веки выдался шанс использовать вечерний вариант с блестками! Набор был куплен давно и уже начал высыхать, приходя в негодность. И вот такой удачный случай.

– Ух ты, прям звезда! – охнула встретившаяся в узком коридоре повариха.

– Да? – довольно покраснела Лизавета.

– А то! Блестишь прям вся! В темноте и фонаря не надо!

С этими словами она утопала по своим делам, а Лиза шла и тревожно размышляла, хорошо или плохо, что фонаря не надо! Вдруг она перестаралась? Но, вспомнив свое лицо, раскрашенное а-ля женщина-вамп, отмахнулась от назойливых мыслей. Хороша, чего уж там! И Слава ее такой никогда не видел! Интересно, он уже пришел?

Внезапно Лизавету осенила страшная мысль: а что, если Слава ждет ее у служебного входа? Ведь они с Танненштоком должны выйти через главный! Она ринулась вперед целеустремленным многоскоком. Охранник на вахте с испугом разглядывал несшуюся на него сотрудницу. Вид у нее был таким, словно она планировала кого-то забодать.

– Я сейчас вернусь! – буркнула Лизавета, сунув в щель пропуск.

Аппарат сыто пискнул и вернул карточку владелице.

– Да на здоровье! – усмехнулся парень, с интересом наблюдая за происходящим.

Лиза одернула пуховик, с раздражением вспомнив, что так и не попросила у Горецкой шубу, и двинулась к стеклянным дверям, виляя задом.

– Вах! – воскликнул охранник и с умилением уставился на бабаевский тыл. Он любил, когда женщины виляли не модельными мослами, а аппетитными формами. Это был как раз тот самый случай.

Девица открыла двери, впустив в маленький холл морозный пар, и вдруг гаркнула в темноту, как боцман, обнаруживший на корабле течь:

– Ой, я же сегодня через главный выход собиралась идти! Совсем забыла.

После чего заторможенно хлопнула себя по лбу и медленно втянулась обратно в гостиницу. В ее выступлении звучало столько ненатурального драматизма, что и без Станиславского становилось ясно – не быть Бабаевой актрисой.