Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Период рококо запечатлен и в настенных изображениях старого дома Альбины. Это застывшие в краске розы – символы плотской любви, к которой призывают персонажи данных изображений, такие же стертые временем, облупившиеся, едва заметные, как легенда о смерти прекрасной женщины, похороненной в парке Параду. Любовь убила ее, амуры и розы – иллюстрация как того времени, так и любви хозяина парка к призраку, который остался похороненным среди цветочных клумб, деревьев и оранжерей: «Внезапно из поблекшей, изъеденной временем живописи перед ними стала возникать картина, которую они до тех пор еще не замечали. На серой стене воскресало нежное тело, живопись точно оживала под действием летнего зноя, и детали ее одна за другой проступали наружу. Распростертая женщина запрокинулась в объятия козлоногого фавна. Отчетливо виднелись закинутые назад руки, обессиленный стан и округлая талия высокой нагой девушки, застигнутой фавном на ложе из цветов, нарезанных малютками-амурами, которые с серпами в руках беспрестанно подкидывали новые пригоршни роз» (пер. с фр. В. Пяст).
Большое значение в волшебном воздействии Альбины на Сержа имеют розы, яркие и ароматные, они заполняют оранжерею и бескрайние просторы Параду. Золя перечисляет их сотнями, описание растягивается на несколько страниц. Он сравнивает розы с прекрасными девушками, которые напоминают колдуний, завороживших Сержа: «Каждая роза любила на свой лад. Одни едва соглашались приоткрыть свой бутон; другие, распустив корсет, задыхаясь от страсти… Другие – громадные, лоснившиеся здоровьем, как разжиревшие султанши из гарема. Были тут и розы бесстыдные, словно кокотки, выставлявшие напоказ свои прелести; были, наоборот, и честные, с допускаемым в буржуазной среде декольте – и только; были и розы-аристократки – элегантные, гибкие, предельно оригинальные, мастерицы на тонкую небрежность в туалете. Розы, распустившиеся, как чаши, подносили свой аромат, точно в драгоценном хрустале; розы, опрокинутые, как урны, точили благовоние капля за каплей; круглые розы, похожие на кочаны капусты, издавали нежный запах, как ровное дыхание во сне. Розы в бутонах сжимали свои лепестки и только испускали смутные вздохи девственниц» (пер. с фр. В. Пяст).
Образы роз раскрываются в романе Золя с новой, неожиданной стороны. Золя обращает внимание не на одну розу, как это было принято в поэзии романтизма и Парнаса, а на целую вереницу цветов, которую писатель сопоставляет с султанским гаремом. В этом таборе душистых растений есть что-то зловещее, угрожающее, что-то необратимое. Эти розы, их аромат, их колдовство, напоминают стихию, которой подчинен Серж, которой он не может сопротивляться. Розы – это оружие Природы, прекрасное и беспощадное одновременно.
В конце романа цветы, своим ароматом помогающие Альбине уйти из жизни, становятся орудием смерти. Это розы, фиалки, гвоздики, левкои, ночные фиалки, гелиотропы, лилии и другие ароматные растения: «…она собрала пахучие травы калуфер, мяту, вербену, чабрец, укроп, она стала мять и рвать их, скрутила жгутами и заткнула ими все самые незаметные щелочки и скважинки в дверях и окнах. Потом задернула грубо подрубленные белые коленкоровые занавеси. И, ни слова не говоря, не издав ни вздоха, легла на кровать, на цветочное ложе из гиацинтов и тубероз» (пер. с фр. В.Пяст).
Образ цветка-убийцы в творчестве Золя возникает не единожды. В романе «Творчество» (1886) таким «цветком зла» становится роза на теле женщины с полотна одного из главных героев произведения Клода Лантье. Этот цветок ассоциируется с недоступной красотой изображенной натуры, с ощущением недостижимости прекрасного и разочарования во всем, чего художник Лантье добился (или не добился) в живописи. Он сводит Лантье с ума и толкает на самоубийство.
Золя показывает розу не как высшую грань красоты природы, не как частицу прекрасного в пейзаже, как это нередко делали романтики и парнасцы, не ищет в образе цветка философское начало, подобно Ламартину и Нервалю, а демонстрирует ее как феномен жизни, суровый и безжалостный. Ее краски, ее аромат, разнообразие видов говорят правду о природе и ее сложном мироустройстве. Являясь органом семенного размножения цветок розы, ее чашечка, передает эротическую идею романа; сад дышит цветами, буквально подталкивая героев к совершению греха. Кроме того, цветок розы способен убить. В его листьях, лепестках может содержаться яд или сам аромат его может быть опасен – примеры смерти от аромата роз описывались еще в Древнем Риме. Он воздействует на органы чувств человека, на его психику, на его инстинкты.
Между злой иронией, скептицизмом и ужасом: роза в символизме и декадансе
В литературе символизма роза переживает эстетический кризис. Она становится цветком, которому – как символу весны, любви, красоты – объявляют негласный бойкот. Она редко появляется в передовой поэзии этого периода, а если и появляется, то как цветок зла, цветок с шипами, цветок в руке женщины-демона. Или же она подвергается откровенной злой иронии как один из «романтических» цветов сборников «Что говорят цветы». Стоит отметить, что роза как знак демонической женщины возникал в литературе и ранее, например в рассказе П. Мериме «Переулок Госпожи Лукреции» (1846), где этот цветок стал атрибутом таинственной незнакомки, которую главный герой ассоциировал с Лукрецией Борджиа, прославившейся своей жестокостью.
В творчестве Стефана Малларме, одного из теоретиков и величайших представителей французского символизма, роза в стихотворении «Цветы» и поэме «Иродиада» представлена как атрибут Иродиады, матери Саломеи. Важно отметить, что розу в этих произведениях всегда сопровождает ее небесный двойник – луна:
Кормилица
О розы, чуждые покинутой постели,Пропахшей холодом цветов, что облетелиНад гибнущей свечой, изменники луны,Чьи стебли в хрустале раскаянно влажны.Крыло зари дрожит, омытое слезами…<…>Кормилица
О если не алоэ,Не миро под стеклом, заплавленным в сургуч,Печалью насладись, послушай, как тягучИ горек запах роз.Иродиада
Отравою пропитанЦветочный фимиам: мой разум усыпит он.Дурманных лепестков бальзамовый настойПусть укрощает боль людскую…44Иродиада (фрагм.). Пер. Р.Дубровкина
Жестокие мать и дочь из текста Ветхого Завета, обрекшие на страшную смерть Иоанна Крестителя, появляются во многих произведениях периода декаданса. Они словно двойники друг друга, взаимозаменяемые сущности. Стоит отметить, что роза в руках этих демонических женщин появляется нечасто. В основном, особенно после успеха серии картин Г. Моро «Саломея» (1872–1873) и осмысления этих произведений Ж.-К. Гюисмансом (1884), под цветком Саломеи-Иродиады понимается водное растение: лотос, лилия, кувшинка.
В драме «Саломея» (1891) Оскара Уайльда, легшей в основу одноименной оперы Рихарда Штрауса (1904), атрибутом дочери Иродиады опять становится роза, точнее, сама царевна сопоставляется с серебряной розой – розой, отражающей свет луны. Эта роза мертвая, похоронная:
«Паж Иродиады. Посмотри на луну. Странный вид у луны. Она как женщина, встающая из могилы. Она похожа на мертвую женщину. Можно подумать – она ищет мертвых…
Молодой сириец. Как царевна бледна! Я