Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но неожиданно возникает и другая белая роза, словно реабилитирующая этот цвет и подразумевающая Саломею. Влюбленная в Иоканаана Саломея сопоставляет самого узника с этим же цветком:
«Саломея. Иоканаан! Я влюблена в твое тело! Твое тело белое, как лилия луга, который еще никогда не косили… Розы в саду аравийской царицы не так белы, как твое тело. Ни розы в саду царицы аравийской, благоуханном саду царицы аравийской, ни стопы утренней зари, скользящей по листьям, ни лоно луны, когда она покоится на лоне моря… Нет ничего на свете белее твоего тела. Дай мне коснуться твоего тела!» (пер. К. Бальмонта)
Таким образом, в тексте Уайльда парадоксально репрезентируются сразу две абсолютно разные, противоречащие друг другу белые розы. Они отличаются друг от друга тем, что роза-Саломея – неживая роза, она отражение луны, ночная иллюзия, а Иоканаан – «белая роза из аравийских садов». Роза-Саломея символизирует смерть, прежде всего смерть самого Иоканаана, в которого, точнее, в прекрасное тело которого, царевна до безумия влюблена. Роза-Иоканаан – это символ вечной жизни. Его белая роза говорит о том самом наивысшем свете, розе Эмпирея, «небесной розе», ослепительном свечении, описанном Данте в завершающей части «Рая».
В творчестве представителя позднего декаданса Октава Мирбо роза является образом-метаморфозой демонических женщин в романах «Дневник горничной» и «Сад пыток». От мрачных роз у Малларме и Уайльда женщина-цветок Мирбо отличается тем, что она – чудовище из реальной жизни, а не царевна из старинной легенды.
В романе «Дневник горничной» образ этого «цветка зла» связан с хозяйкой поместья Приерэ, стареющей госпожой Евфразией Ланлер, которую горничная сравнивает с розой, внешне сохранившей привлекательный вид, но внутри которой угадывается гниение: «Это роза46 снаружи, но внутри, да, она гнилая» (перевод наш. – С. Г.)47. Это не старость, а именно смерть и разложение.
Госпожа Ланлер становится символом зажиточной буржуазии, «новой аристократии», в жизни которой Мирбо наблюдает пустоту, бессмысленность, лицемерие. Он чувствует агонию того уклада, который был когда-то заложен родителями Евфразии и Исидора, мужа госпожи Ланлер, на заре XIX в. Отец Евфразии был мэром Мениль-Руа, отец Исидора – крупным фабрикантом и банкиром. Исидор промотал наследство отца, Евфразия боялась разориться, поэтому установила в поместье строгие правила экономии, которые в первую очередь распространялись на ее супруга, которому Евфразия лишь изредка выдавала карманные деньги.
Поместье Приерэ напоминает большой разлагающийся организм. Евфразия – центр этого разложения, этого гниения. Горничную поражает убогость мебели, дряхлость лестниц, пола, стен, но также она наблюдает и за нравственным разложением как хозяев, так и слуг поместья. Разложение (в том числе гнилая суть розы) – это символ разочарования в некогда прекрасных идеалах революции. Новая буржуазная аристократия ничем не отличается от прежней – монархической: под внешним лоском таится духовный распад.
Горничная Селестина описывает госпожу Ланлер со всеми анатомическими и физиологическими подробностями. Рыхлость и «гнилость» ее внутреннего мира приоткрывается в сцене раздевания. В одежде Евфразия кажется привлекательной, но когда она сбрасывает с себя платье и корсет, то превращается в бесформенную массу. Мирбо описывает это шокирующее несовпадение внешней привлекательности и внутреннего уродства следующими словами: «Если сорвать вуаль и раскрыть человеческую душу во всей ее наготе, она испускает весьма едкий запах разложения»48. Кожа Евфразии, ее мышцы, вся структура тела искажены временем, все обвисло, расплылось, похоже на студень. Госпожа, как пишет Мирбо, похожа на увядшую розу, внутри которой кипит злость, обида на мужа, ненависть, презрение к окружающим, жадность и тайные желания. Евфразия развлекается вдали от дома с молодыми простолюдинами и тщательно это скрывает. Одновременно она следит за каждым шагом супруга, не дает ему ни копейки денег, чтобы он не завел себе любовницу. Мирбо упоминает также о ее набожности и одновременно нежелании помогать деньгами церкви и нуждающимся крестьянам.
Образ госпожи Ланлер точно отвечает сравнению с розой, внутри которой развивается необратимый процесс гниения (допустимо сопоставить ее с «Больной розой» Блэйка). Внешне – она пример порядочности, сочувствия и светского лоска (иллюзия красоты розы), а внутри (дома, семьи, своих тайных помыслов) – злобное, больное, несчастное чудовище, которое жаждет мщения, крови тех, кого ненавидит, однако неспособна реализовать свои жестокие желания.
В романе «Сад пыток», действие которого происходит в Китае времен Опиумных войн, с идеей «цветов зла» связан образ англичанки Клары. Мирбо сопоставляет Клару с цветком, описывая ее платье, шляпку, зонтик, ноги, которые выглядывают из-под юбок как тычинки из чашечки цветка. Лицо ее он также сравнивает с бутоном розы, виднеющейся из-под широкополой шляпки. Но он сразу обращает внимание на то, что она не просто прекрасный цветок, а особый, сложный, ядовитый, опасный экземпляр. Она постепенно одурманивает, отравляет главного героя, полностью подчиняет его себе, учит видеть красоту в самых ужасных, низменных, чудовищных проявлениях: в мучениях и казни узников, которые она называет «самым красивым» из всех проявлений красоты, в неизлечимых болезнях, в мастерстве китайского палача. Она восхищается описанием «пытки лаской», «пытки с помощью крысы», «пытки колоколом».
Отчасти Мирбо вдохновляется образом Альбины из парка Параду у Золя, которую католик Арканжиас сравнивает с дьяволом, но образ Клары еще теснее связан с темной стороной бытия, она погружает героя в самую суть зла и буквально насильно заставляет его наслаждаться чудовищной красотой. «Сад пыток» – это Параду наоборот, это ад на земле, которым Клара восхищается, испытывая смертельную боль, выплескивая всю свою демоническую энергию.
Мирбо сопоставляет Клару с Евой – «плодом вечных желаний посреди чудесных садов, дурманящий цветок» (перевод наш. – С. Е)49, т. е. посреди экзотической природы Китая. Ева, запечатленная в образе Клары, это Ева-искусительница, вкусившая запретный плод и желающая угостить этим плодом Адама. Возможно, под этим плодом в данном произведении подразумеваются наркотики (кокаин, опиум). Клара делает все, чтобы герой всецело подчинился ей, пошел за ней, забыв обо всем, стал ее тенью.
В образе Клары – квинтэссенции зла, прекрасного синтеза красоты и греха, чистого порока, принявшего облик прекрасной женщины, Мирбо отразил черты и свойства характеров многих как литературных, так и исторических женских персонажей, выражающих идею не только женщины-цветка, но и женщины-демона.
Похожие персонажи встречаются в творчестве П.Мериме («Женщина-дьявол, или Искушение святого Антония», 1825), Ж.-А. Барбе д’Оревильи («Те, что от дьявола», 1874), Ш. Бодлера («Идеал»), в упомянутых выше произведениях С. Малларме, О. Уайльда, Ж.-К. Гюисманса.
Как уже было отмечено, роза в литературе декаданса становится объектом злой иронии. Один из самых ранних примеров подобной репрезентации розы появляется в поэме Артюра Рембо «Что говорят поэту о цветах» (1871), написанной в качестве ответа на отказ публикации его стихов в журнале «Современный Парнас».
В поэме критикуются все