Он остановился, но затем продолжал:

— Ноэль, умоляю тебя, будь с нею невозмутим и холоден. Не позволяй себе увлечься очарованием, которое исходит от этой очаровательной девушки! Мы в руках XV-ти; наша честь, наше богатство, жизнь наша в их власти. Надо покориться, во что бы то ни стало! Будь с ней любезен, сколько хочешь; но когда придет приказание, какое бы оно ни было, — исполни его… Ноэль, ты знаешь, как я тебя люблю. Но если ты изменишь, клянусь тебе, я сам, собственными руками, заколю тебя кинжалом!.. Потому что я жду от XV-ти для нас обоих еще больше, чем они нам дали до сих пор… Девушек красивых, как Христиана, бесконечное множество! Колоссальное же богатство и королевское могущество вещи редкие; я не хочу, чтобы мы потеряли все это из-за нее… Я все сказал. Верю в твое мужество, в твой здравый смысл и твое самолюбие. Прощай, Ноэль!

— До свидания, Франц!

— Ты будешь верен?

— Да! Буду!

И крепко пожав друг другу руки, братья вернулись на середину террасы.

— Кстати, — сказал Ноэль, — учитель на Марсе?

— Да, с XV-ю и молодыми девушками, кроме Коиноса и Бастьена, которых Сэнт-Клер задерживает на земле, судя по извещению Тота.

— Просматривал ты вчера «Астрономический указатель»?

— Нет! А что?

— А, вот так история! Говорят, Камилл Фламмарион приписывает странные явления, замеченные астрономами с некоторых пор в марсовской атмосфере, попытками Марсиан сообщаться с землей…

— Знаю… Вчера вечером на обеде в аэроклубе Фламмарион развивал эту теорию… Он близок к истине и, вместе с тем, далек от нее.

— Если когда-либо учитель призовет нас на Марс, — сказал, смеясь, Ноэль, — я поеду в Париж специально для того, чтобы предложить Фламмариону ехать с нами…

Они подошли к аэроплану.

— До свидания, Мальтест! — сказал Ноэль. — Счастливого пути, Франц!

И он предложил галантно руку Христиане, в то время, как Франц Монталь и Мальтест садились на аэроплан.

Христиана жестом отказалась от руки.

Почти в ту же минуту аэроплан прокатился по террасе, рванулся вперед и одним взлетом очутился в облаках.

Христиана вздохнула и спокойно сказала Ноэлю:

— Идите вперед, я следую за вами…

Но тут в первый раз мысль о гувернантке пришла девушке в голову.

— Боже мой! — воскликнула она. — А madame Рондю и бедняга Баптист, в каком они теперь отчаянии!

— Кто такая г-жа Рондю? — проговорил Ноэль де-Пьеррефор, оборачиваясь.

— Это моя гувернантка.

— Успокойтесь, сударыня, мой брат предусмотрительный человек. Как только он вернется в Париж, то есть через два часа, он пошлет г-же Рондю записку с сообщением, что вам не грозит опасность и что вы в безопасном месте!..

Это было сказано странным тоном, которого не могла не заметить Христиана, но причины которого она не могла объяснить себе. Она вытерла слезы, набежавшие на глаза и, покорившись судьбе, шатаясь, последовала за своим загадочным тюремщиком.

Через двадцать четыре часа после того, как во Франции Христиана была заключена в замке Пьеррефор, в 1,350 милях от него, в Средней Африке, под 1° южной широты и 20° восточной долготы, происходили необыкновенные события.

Ровно в 8 часов четыре минуты утра, 12 октября, воздушный корабль Кондор, спустя минуту после взрыва электрического снаряда, брошенного таинственным аэропланом, несся к желанному месту, где, по словам умирающего Бастьена, должна была находиться «Земная станция XV-ти».

В киоске пилота на Кондоре Клептон держал руль поворота, в то время как Сэнт-Клер, заложив руки в карманы, холодный и невозмутимый, с нервами напряженными до последней степени, не сводил глаз с рефлекторов, отражавших поверхность земли.

В зеркале рефлектора, как на экране кинематографа, пробегал с молниеносной быстротой девственный лес, со всеми его прогалинами, оврагами, ручьями, скалами, видимыми сверху. Все это было в страшно маленьком виде, но совершенно ясно, как в подзорной трубе.

Вдруг Сэнт-Клер воскликнул:

— Стоп!

Клептон дал по телефону приказание остановиться. Но нельзя сразу застопорить машину и аппарат, пущенные с быстротой втрое больше той, какую развивают самые быстрые экспрессы. Когда Кондор остановился, зеркало не отражало более того, что вызвало крик Сэнт-Клера; видно было только безграничное море леса.

— Назад, — сказал Никталоп, — опуститесь до пятисот метров и не двигайтесь быстрее двадцати километров в час.

Клептон скомандовал. Аэро-корабль быстро спустился перпендикулярно вниз, остановился на пятистах метрах высоты и медленно двинулся назад.

Прошло четверть часа.

— Стоп! — крикнул снова Сэнт-Клер. Моментально Кондор остановился, планируя…

И два человека, тревожно наклонившись над зеркалом, смотрели полные бесконечного изумления и разочарования.

Зеркало отражало что-то вроде пустой эспланады, которую окружали тесным кольцом деревья леса. Никакого жилища, никакого углубления, только ровное пространство, голое и пустынное, необозримая площадь…

— А эта мачта посредине, верхушка которой, если судить по тени, находится на расстоянии едва двухсот метров от Кондора! — сказал Клептон.

— Да… Но посмотрите… Не замечаете ли вы, что веревки, по-видимому, металлические, привязывают мачту к эспланаде?

— Подождите!.. В самом деле… Но тогда это мачта радиотелеграфа!..

— Удивительно!.. Значит станционные сооружения находятся под землей?.. Клептон, надо сойти посмотреть поближе… Какова бы ни была опасность, которая нам грозить, надо сойти, Клептон. Потому что….

Но голос остановился у него в горле, холодный пот выступил на лбу, глаза забегали и, опираясь на плечо Клептона, он произнес:

— Друг мой… не сошел ли я с ума, видите ли вы то же, что и я?

— Да, да, я вижу… Ваша сестра!..

— А! Бандиты! — закричал Сэнт-Клер! — и глаза его пожирали зрелище, отражавшееся в зеркале.

На эспланаде, залитой солнцем, происходило нечто необъяснимое: вдруг открылось квадратное отверстие, как будто часть эспланады провалилась — и на провале заблестели светящиеся буквы, подобные рекламам, которыми в цивилизованных городах освещают по вечерам фасады и крыши домов. Из этих букв, кроваво-красного цвета, образовались на темном фоне провала совершенно ясно следующие невероятные слова:

«Христиана со вчерашнего дня в плену у XV-ти. Если Кондор спустится более чем на пятьсот метров над уровнем моря, Христиана умрет».

Пять минут — пять лет для Никталопа прошло, а глаза его не могли оторваться от зловещей угрозы…