Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы правы, леди. Я драконир. Я из Стодевятого марнерийского.
– У тебя печальное лицо, дитя мое. Ты уже повидал неприглядную сторону жизни.
Она уставилась на него застывшим взглядом.
– Как видишь, я знаю, я знаю, каково это… Эфин видел битвы и выжил. Я знаю, какой это ад. Я знаю, с чем ты сталкивался. Как и мой сын, Эфин, ты уже достаточно повидал войны.
– Да, леди.
Она опять повернулась к краю крыши.
– Мой сын погиб. Перед собой я вижу только мрак.
– До того, как все это кончится, городу еще потребуемся все мы.
Она уставилась на него невидящим взглядом.
– Как твое имя, дитя мое?
– Релкин.
– Релкин? Это имя носят в провинции Голубого Камня. Ты из Кверка?
– Нет, леди, из Куоша.
– Я провела часть своей юности, разъезжая в окрестностях Куоша и Кверка. Это очень милый край.
– Да, леди, это так. И я надеюсь, что мне до смерти удастся еще хоть разок повидать его.
Ее лицо осунулось.
– Но сейчас ты обречен. Мы все умрем.
– Это не обязательно, леди. Чума разносится блохами. Поэтому мы сейчас стараемся избавиться от блох. И мы знаем, как это сделать.
Она посмотрела на него.
– Нет. Мы обречены. Я видела это в знамении.
– Вовсе нет, леди. Мы остановим этот кошмар. Я слышал, что на этот час число жертв уже упало почти до нуля.
Она покачала головой.
– Разве такое возможно?
– Мы выиграем эту войну, леди. Я окуривал дома там, на Рыбном холме. Поэтому я такой просаленный и все такое. Видите эти манжеты, они такие тугие, что даже больно, а когда я был там, то у меня был такой же тугой воротник. Мы также носим вязаные шлемы и натираем лицо жиром. Ни у кого нет желания быть покусанным какой-нибудь блохой. А они очень шустрые, но мы их всех все равно убиваем, а чистильщики подметают их и бросают в огонь.
Она внимательно всматривалась в его глаза.
– Кто ты? Ты не простой драконопас. В твоих глазах есть что-то такое, что говорит со мной. Я не знаю тебя, но все равно чувствую какую-то привязанность.
– Я не вру вам, леди. Я просто Релкин из Стодевятого марнерийского драконьего.
Она наклонилась ближе, стараясь прочитать что-то, написанное ускользающим росчерком за пределами обычного зрения.
– Кем ты был? Я имею в виду, кем ты был в других жизнях? У тебя странная аура, дитя мое. Ты отмечен.
Релкин вздрогнул. Этого он вовсе не хотел слышать.
– Скажи мне, дитя мое, кто ты? – настаивала она.
Кто же он в самом деле, подумал он про себя. Он был Иудо Фэксом, он занимался любовью в самых невероятных местах, от берегов Оона до сумрачного мира магии, где жила Ферла. Он почувствовал, как легла на его плечи тяжелая рука разума-левиафана.
– Я драконир, готовый в любой момент уснуть, леди.
Какое-то время она растерянно на него смотрела, потом черты лица ее смягчились.
– Ты никогда не знал своей матери, не так ли, дитя мое?
– Правильно, леди. Я никогда не знал ни отца, ни матери.
Байстрюк, подкидыш, нежеланный… – Релкин прожил свою жизнь, боясь услышать, но то и дело слыша эти слова.
– Бедное дитя, какой жизнью тебе пришлось жить!
Клянусь Богами, подумал Релкин, в том, что она сказала, что-то есть. Но леди уже не смотрела на край крыши. Релкин надеялся, что это прогресс.
– Эфин умер здесь, сам видишь. Его жена умерла тоже. Теперь их дети – сироты.
– Худшее позади, леди. Мы победим.
– Нет, худшее впереди. После того, как мы оплачем наших покойников.
Сказав это, она повернулась, обхватила его руками и, ткнувшись в грудь, заплакала. Они так и продолжали стоять на краю крыши. Очень осторожно он начал потихоньку вместе с ней забираться по черепицам на конек крыши. На протяжении всего пути он продолжал поддерживать женщину. Теперь она уже шла, не сопротивляясь, и проявляла определенную ловкость.
– Мы сейчас выпьем вина с бисквитами. Вот что мы должны сейчас сделать, – сказала она, задержавшись в дверях чердака.
– Все что угодно, леди, – пробормотал он.
Проходя через дверь, он слегка подтолкнул женщину вперед. Бросив напоследок еще один взгляд на край крыши, она вошла в дом.
Он проследовал за ней до первого этажа, где она позвонила в гонг и предложила ему сесть за длинный стол в комнате, увешанной роскошными гобеленами.
– Отдохните здесь, дитя мое. Я уверена, что вы очень устали.
Релкин, устало вздохнув, сел.
Женщина исчезла в направлении кухни. Через несколько минут служанка принесла миндальные бисквиты и сладкое белое вино. Она нашла Релкина уже спящим; он навалился на стол и положил голову на руки.
Он проснулся и довольно долго считал, что все еще продолжает спать и видит сон. Он был в раю: голый, только что принявший ванну, лежащий на прекрасном прохладном белье в большой мягкой кровати. Кто-то даже побрил его.
У него внутри пробежал холодок. Небеса? Или вот так и просыпаются в Покоях Гонго? Он уже присоединился к Легиону мертвых?
Он вытянул руки. Белье было очень гладким. Через несколько мгновений он начал чувствовать себя слишком реально, слишком прохладно. Он сел и обнаружил, что находится в большой, хорошо обставленной спальне со свежевыкрашенными в белый цвет стенами, с черными дубовыми рамами и дверями. На спинке стула лежал отрез прекрасных марнерийских кружев – следовательно, он все еще в городе. Гонго, хоть и Бог Мертвых, не станет заботиться о таких мелочах. На полу лежал коврик из голубой материи, что подтвердило его пребывание в мире смертных.
Прикосновение прекрасного гладкого белья к обнаженной коже было необычным, но очень приятным. Обычно он спал, завернувшись в одеяло, в подвесной койке, высоко под потолком, в стойле дракона. В поле он спал прямо на земле или в гамаке, подвешенном между деревьями. А спать в такой кровати – это чувство было просто изумительным.
Затем он покраснел. Кто-то вчера вечером вымыл его в ванне и уложил в постель. Все это он проспал и продолжал спать всю ночь вплоть до первых солнечных лучей. Кто-то вымыл его и побрил, а он так и не знает, кто это сделал.
Его одежды не было видно. Он завернулся в простыню и попробовал открыть дверь. Она легко отворилась, и он оказался в небольшой комнатке с двумя рядами шкафчиков с выдвижными ящиками. Его одежды, выстиранные, сладко пахнущие, были сложены на маленьком столике.