Правда, имелось еще кое-что. В самом начале, еще до того, как Конфедерация поставила жирный крест на планах уральцев, здесь развернулось большое строительство. Правда, что-либо серьезное построить тоже не успели, но уже готовые помещения сносить не стали, а смонтировали системы жизнеобеспечения и законсервировали до лучших времен. В космосе консервационные работы просты, а оборудование, произведенное на Урале, славилось надежностью. Когда пришла нужда, на то, чтобы вернуть недостроенный комплекс к жизни, потребовались всего сутки. И сейчас в тесном ангаре крыло к крылу стояли восемьдесят новеньких, с иголочки, истребителей. Все, что влезло.

Командор Милославский был трезв и зол. Так уж получилось, что база на Геркулесе со временем превратилась в отстойник, куда ссылали вояк или всерьез проштрафившихся, или просто никчемных. Тех, кого увольнять вроде бы и не за что, либо просто жалко, а доверять им что-то серьезное страшно. Вот и служили здесь далеко не лучшие кадры, а сама база имела много о чем говорящее прозвище Клоповник.

Командовавший базировавшейся здесь эскадрильей истребителей Милославский не был исключением. Имелся у этого некогда блестящего офицера грешок – любил приложиться к бутылке. До поры, до времени это не мешало – Милославский мог нажраться в хлам, а через пару часов, вколов себе антидот, бодро пилотировать звездолет или решать задачи по тактике любой сложности. Вот он, талант, который не пропьешь, шептались за спиной. И сглазили – однажды боевая тревога застала лихого командира эсминца в борделе, пьяного в хлам. Коммуникатор, который, согласно уставу, всегда должен быть на запястье, валялся где-то под кроватью, вызова Милославский не услышал…

Задание, причем не учебное, а боевое, было сорвано. Правда, пират, из-за охоты на которого и поднялся сыр-бор, уйти все равно не смог, и это обстоятельство, в конечном итоге, спасло Милославского от трибунала. Однако карьеру ему это происшествие поломало напрочь, с командования эсминцем его сняли, запихнули в Клоповник и постарались забыть. С тех пор Милославский с Геркулеса практически не слезал – само появление на Урале напоминало ему об упущенных возможностях и вгоняло в депрессию. Пить он меньше не стал, однако, ко всеобщему удивлению, залетов вроде случившегося в прошлый раз тоже не допускал. Результат оказался неожиданным.

Выслуга лет шла, ценз командования подразделением, пускай и всего-то эскадрильей, тоже вырабатывался. Зажимать звания вроде и не за что… Милославский рос в чинах, постепенно дослужился до командора и уже прикидывал, чем будет заниматься на пенсии, когда в систему заявились нигерийцы. И сразу все пошло наперекосяк.

Эскадрилья спешно разворачивалась в истребительную группу особого назначения. Правда, комплектовалась она совсем «сырыми» новичками – лейтенантами, только-только закончившими летные училища, а то и вовсе курсантами. А куда деваться? На Урале неожиданно оказалось не так много подготовленных пилотов. Большинство служило в разных точках Конфедерации, и на родную планету возвращались, как правило, отставники, да и то не все. А гарнизон имел столько пилотов, сколько положено по уставу, не больше и не меньше. Полулюбительски натасканные в ДОСААФе пацаны тоже проблемы не решали, вот и пришлось, когда прижало, выгребать всех, кого можно. И неудивительно, что командовать таким непонятным подразделением поставили хорошо знакомого с местными условиями Милославского.

Назначение он принял с раздражением, плохо скрываемым за стоически спокойным выражением лица. Потом некоторое время сидел в каюте, гипнотизируя взглядом бутылку коньяка, но, так и не сделав ни одного глотка, убрал ее в бар. А потом встал, пошел сколачивать из попавшего к нему не пойми чего боеспособное подразделение и даже успел до начала сражения кое-что сделать. Достаточно или нет, покажет бой, но работу Милославский проделал колоссальную. Сейчас он отыгрывался за свои неудачи, за годы забвения, за… Наверное, он и сам не смог бы сформулировать причины, по которым пахал не за страх, а за совесть. И вот, наконец, пришел приказ, крыша ангара откинулась, и из клубов вырвавшегося наружу воздуха устремились в космос истребители. Перестроились, благо Геркулес надежно прикрывал их от нежелательных взоров, и ринулись в атаку. Для всех, и для планеты, и для пилотов, оказавшихся сегодня последним резервом, наступал момент истины.

На орбите Геркулеса, закрывшись им от орудий крепостей, очередная группа кораблей нигерийцев готовилась к атаке. Группа небольшая, всего пара крейсеров с кораблями сопровождения, и, что логично, защитные поля у них работали в холостом режиме. То есть генераторы прогреты, но сама защита – тонкий мыльный пузырь. На то, чтобы вывести их на режим, требуется меньше минуты, но как раз этой-то минуты вырвавшиеся из тени планеты истребители им не дали…

– А получи, тушканчик, – пробормотал Милославский, всаживая все ракеты, что висели под крыльями его слабо приспособленной для таких атак машины, в борт оказавшегося на пути эсминца. Корабль закономерно полыхнул, разваливаясь на куски. – И брат твой, пушканчик, – удовлетворенно процедил командор, глядя, как пытающийся развернуться крейсер превратился в огненное облако, атакованный сразу десятком истребителей. – Каз-злы!

Строго говоря, эту достаточно сумбурную атаку полусотни машин нельзя было назвать массовой. Такое количество не тянуло даже на половину крыла[3] среднего авианосца. Но удар, нанесенный в точно рассчитанный момент, был подобен уколу раскаленной иглы. Не готовую к такому повороту эскадру просто разметало. Оба крейсера, три эсминца, корвет и два фрегата были разменяны всего-то на десяток с небольшим истребителей – счет однозначно в пользу уральцев. Остальные корабли нигерийцев порскнули в стороны, как воробьи, в стайку которых бросили камень. И, естественно, они орали на всех волнах, как им страшно и какие чудовищные силы на них обрушились. А вот это и было самым важным результатом атаки.

Игнорировать непонятную угрозу с фланга противник не мог и действовал вполне предсказуемо. Часть сил резерва, вместо того, чтобы участвовать в атаке изнемогающих крепостей, развернулась в сторону Геркулеса. Даже не сбей группа Милославского ни одного корабля, задачу свою она могла считать выполненной. Напор на орбитальную оборону пусть на время, но ослаб. Однако вкусившие победы юнцы жаждали продолжения банкета, и Милославскому пришлось затратить немало сил, чтобы удержать их в узде и заставить действовать по заранее разработанному им плану. Впрочем, командор справился.

Наведя порядок в собственных рядах, Милославский тут же приказал драпать. Точнее, это называлось тактическим отступлением, но, по сути, все свелось к постыдному (если смотреть со стороны и не знать подоплеки) бегству. А разъяренный потерями враг силами, включающими аж два линкора, гнался по пятам и рычал от злости так, что заглушить его не мог никакой вакуум.

Теоретически юркие истребители, рассыпавшись в стороны, могли легко уклониться от боя, затерявшись среди неровностей ландшафта, или рвануть в космос, где искать их среди моря обломков было бы занятием неблагодарным. Однако планы Милославского были совсем иные. И потому его группа шла компактно, держала строй и не отрывалась далеко от поверхности Геркулеса, позволяя врагу вначале себя настигнуть, а потом и зажать. Именно там, где командор и рассчитывал.