– В Восточном Саяне я работал много лет. Хорошо знаю этот район.

По большому счету, я именно такого ответа и ожидал, почему-то. С давних пор местных и приезжих геологов здесь интересовало только рудное и рассыпное золото. Но я уже успел слетать Кызыл, где не арак пил, а беседовал с Иваном Сафьяновым, полномочным представителем СССР в Туве, который и передал мне образцы руд двух видов: скуттерудит и вольфрамит, собранные в районе Хову-Аксы, причем, в промышленном масштабе. Кроме того, он передал мне письма некоего Скокова, который нашел это месторождение. Он приезжал сюда по приглашению предыдущего полпреда Нацова, и восемь лет работал в республике, обеспечивая ее золотом Саян. Там у горы Кара-Хая им было обнаружено месторождение «радужного камня». Кроме скуттерудита, составляющего примерно 93 процента местных руд, был обнаружен и вольфрамит, причем жильный и с очень высоким содержанием трехокиси вольфрама. До 76,6 % его содержали абсолютно черные массивные и очень твердые обломки вольфрамита. Да, его не так много, как кобальта, но содержание чрезвычайно высокое.

– А где сейчас Скоков?

– Этого я не знаю. – ответил полпред и отвел глаза. – Я не уверен в том, что он жив. Его арестовали в тридцать девятом, якобы работал на японскую разведку.

До Халхин-Гольских событий японская и китайские разведки упорно снабжали дезой наши органы НКВД, да и местные товарищи не брезговали писать «закладные» на «выскочек». Кому-то геолог дорогу перешел, видать, по золотому делу.

В общем, вывалил я на стол доставленные образцы и докладную записку Скокова, где черным по белому было написано: 8950 тонн скуттерудита и 6050 вольфрамита, раздельно.[2]

– У вас, товарищ Булынников, связь по ВЧ с Москвой есть?

– ВЧ у нас имеется, но требуется разрешение 3-го отдела, а он у нас на площадь Революции переехал.

– И телефон свой не дал?

– Ну почему?

– Потому, что я не вижу, чтобы вы кинулись к нему и не запросили этого разрешения. Вам еще раз показать мои бумаги? Или сами догадаетесь, что требуется делать, чтобы обеспечить содействие представителю Ставки?

– Нет, этого не требуется. – Он пару раз выдохнул, прежде, чем взять трубку и куда-то позвонить. Услышанное мной быстро вывело меня из себя, и я перехватил трубочку у бедного начальника геологии.

– Капитан, если через минуту у меня не будет связи с Москвой, то дальнейшую службу ты будешь проходить заряжающим заманивающего противотанкового орудия.

Удивительно, но и разрешение, и даже связь с Москвой мгновенно появились! Вовремя рявкнуть на «офигенное тыловое начальство» входит в комплекс вооружения Представителя Ставки. Пётр Ломако, нарком цветмета, выслушав меня, дал немедленный ответ:

– У нас огромная нехватка кобальта, шлите в мой адрес справку, я подпишу и направим это во все инстанции. Это вы обращались ко мне из-за карбида вольфрама из Ленинграда?

– Да, я.

– Вам было отказано именно из-за отсутствия кобальта. Возможность вывезти есть?

– Теоретическая имеется. Видел на станциях интересный груз, требуется согласовать его использование с ГАБТУ и ГАУ. Индекс груза 01956. Справочник у вас есть?

– Имеется. Ухты! Вот это «да»! Жду по БОДО вашу справку, и немедленно проинформирую руководство.

Мы с Булынниковым перешли в другое помещение, где передали все в Москву в виде шифровки, под моим кодом. Индекс 01956 имели автомобили грузовые, поставляемые из США по Ленд-лизу. Штаты еще не вступили в войну, и присылали только «невоенные» грузы, среди которых были грузовые автомобили трех марок, грузоподъемностью до 3–4 тонн. Меня интересовали только «Studebaker US6», так как они могли «кушать» наш бензин А-52 с добавкой Б-70, так называемый БС-62-68. Остальные две модели не имели октан-корректора, поэтому в дальнейшем СССР от них просто отказался. Автомобили пришли во Владивосток и были направлены на запад, причем, по одному на двухосной платформе, о чем я немедленно сообщил генералам Яковлеву и Федоренко. Их там могла поместиться три, но с передними колесами в кузове предыдущего автомобиля. А так эшелоны шли практически пустыми. Запросил разрешение использовать эти машины для перевозки стратегических материалов перед формированием нормальных поездов. В ответ – полное молчание в течении двух суток. Дорога от Кызыла до Абакана была, ее сделали в 1932-м году, и ее длина всего 178 километров, остальная часть пути автомобильной дорогой не считалась, гужевая.

Время, отведенное на командировку, стремительно таяло, а предстояло еще попасть в Томск, куда выехал тот геолог, который работал под Бикином, но отзыва не поступало. Утром 28 октября пришло распоряжение Ставки по автомобилям и выделению для них топлива. Ответственным назначался Булынников, я же, предъявив эту телеграмму, тут же вылетел в Томск, куда мне «доставили» Вячеслава Богацкого. С ним переговорили прямо на аэродроме, я забрал его бумаги и вылетел в Москву. Время уже жутко подпирало. Но в Москву я не попал: по погоде. Мне изменили маршрут, и я прилетел «домой», в Ленинград, где сразу начались испытания вначале СПГ, а затем двух самоходных орудий. «Пропустив» неудачное немецкое наступление на Москву, начавшееся 5-го ноября, когда закончились дожди и слегка подморозило хляби, и закончившееся 25 числа попыткой перехода к обороне на рубежах Ржевско-Вяземско-Брянской укрепленной линии обороны, взломать которую у немцев не получилось, мы, с моей группой, прибыли в Коломну на Государственные испытания новой техники.

В Питере все и всё работало как часы, что не говори, а сказывалось обстоятельство, что заводы принадлежат наркомату обороны, а не гражданским ведомствам. Изготовлено более двух сотен СПГ и четыре самоходных орудия «К-73». С «тяжелой» самоходкой пока «бяда!»: ходовую мы переделали, но нет орудий, кроме 57-мм, частично переделанной ЗиС-2. Для того, чтобы снизить высоту установки, мы «утопили» ствол еще ниже, сделав углубление в корпусе для накатника. Причем на обеих самоходках. Но одинаковый калибр для столь разных по весу и размеру машин – это нонсенс. Однако: орудия более крупного калибра просто нет.

С Петром Фадеевичем Ломако установились очень хорошие и даже дружеские отношения: для него доставка солидной партии столь необходимого сырья и еще одно месторождение вольфрама было «манной небесной». Дело в том, что за день до войны на стыке Ферганской и Ошской областей было открыто крупное и богатое месторождение вольфрама, но там еще не было железной дороги, а это – горы и серьезные. И там, кроме вольфрама, нашли рядом, в Хайдаркане, ртуть, куда был эвакуирован завод из Горловки, оборудование которого каким-то невероятным способом было доставлено через перевал с помощью единственной полуторки. Ртутная печь весила 21 тонну. Её доставили в собранном виде через перевал в 3200 метров высотой. Как? Не знаю, не присутствовал, но доставили. А ртуть – это материал для капсюлей, инициирующая взрывчатка, без которой ни одна винтовка и ни одно орудие не выстрелит. Никитовский завод, как и крупнейшее в мире месторождение вольфрама в Иультине, был обанкрочен в 90-е. Директор Иультинского ГОК приезжал к нам в Питер, чтобы продать срочно две партии по 50 тонн индия, с доставкой самолетом в любую страну мира, ему зарплату было нечем платить рабочим, все зажал банк, требовался кэш. Стоимость килограмма индия в том году была 900–950 $ за килограмм обычной чистоты. Сверхчистый, зонной плавки, который и предлагался – 27000$ за кило. Покупателя мы нашли и очень быстро, но вывезти нам не дал лично Черномырдин. Иультин обанкротили и продали «Купол», крупнейшее на Чукотке месторождение золота и серебра канадцам. Оно было одним из подразделений ГОКа. «Святые девяностые»! То, что вы видите перед собой на плоском мониторе, делают несколько миллиграммов сверхчистого индия, без него это невозможно сделать.

Ну, нам было не до плоских экранов, нам требовалось дешево и сердито пробить броню немецких тяжелых танков VK4501(H) и VK4501(Р) на всех дистанциях единственным типом орудия, калибром всего 57 мм. Наши «штирлицы» подтвердили за это время мои слова, что к дню рождения фюрера готовится показ новых танков, которые будут доминировать на поле боя, пробивая насквозь «тридцатьчетверки» и «КВ».

Чтобы не пугать «ворон» ценой, сделали четыре типа «ломиков», каждый из которых отличался количеством использованного карбида фольфрама, но все они имели калибр 22 миллиметра, вес 3,6 килограмма, отличаясь удлинением «самого» ломика и количеством «бронебоек». Самый простой – «Заколка», имел вольфрамовый наконечник, острый, как иголка, и стальное тело. Самый дорогой, при том же весе и калибре, весь состоял из карбида, но основным мы считали «Надежду», с баллистическим наконечником из легкого сплава и двумя бронебойками внутри стального тела. По способности пробивать броню они довольно сильно различались. Для пирофорности служили магниевые сплавы. Все снаряды были неоперенными, типа 3УБМ6, гладкоствольных противотанковых пушек еще не существовало. Мишени готовили заранее и не мы, а ребятишки из ГАБТУ