с пригорка, занесло на обледеневшей дороге. Мать Ярослава не справилась с управлением и врезалась в прицеп. Она погибла на месте. Ярос был с ней и тоже пострадал, но выжил. Его спас пристёгнутый ремень безопасности. Но даже суд признал произошедшую трагедию несчастным случаем.

В чём была вина отца, Саша искренне не понимала.

Даже если они поссорились, даже если он выгнал семью из дома, даже если считал себя ответственным за решение жены ехать с превышением скорости и без привязных ремней, то уж точно расплачиваться за это всю жизнь, потакая прихотям избалованного сына, не обязан.

— Что именно ты сделал? — возможно, первый раз в жизни не отступила она.

— Я ей изменил, — возможно, первый раз в жизни ответил отец. — У меня была другая женщина. И в тот день жена о ней узнала. Собрала вещи. Забрала сына. Я не смог её удержать. — Его взгляд остановился, слепо глядя в тёмное окно. Словно отец был сейчас там. — Я думал, что потерял их обоих. К счастью, Ярос… он выжил, но это… это навсегда его изменило. Поэтому он такой.

Саша покачала головой.

— Ну да, конечно, бедный мальчик, — не сдержала она горькую иронию.

Что точно так же отец поступил с её матерью, убил своим пренебрежением, равнодушием и изменами, Саша напоминать не стала. Просто сделала выводы.

— Я завтра уезжаю, — сказала она. — Поживу в прабабушкином доме.

— Что за глупость? — скривился отец, выходя из задумчивости. — Что ты будешь делать в деревне?

— Что-нибудь, — пожала она плечами. И, наверное, в глубине души ждала, что отец станет уговаривать её не ехать, но не дождалась.

— Я думаю, ты приняла правильное решение уйти из банка, — неожиданно сказал он.

— Тогда тем более не вижу повода здесь оставаться, — пожала она плечами.

Она ни секунды не сомневалась, что отец выплатит долг Ярослава, и попробует выторговать его свободу у Давида Гросса, может, даже ценой своей винокурни.

Чего она не могла понять — зачем это всё Гроссу. Что движет им?

С этими мыслями на следующий день она и приехала в прабабушкин двухэтажный коттедж.

Соседка, невысокая кругленькая женщина с короткой седой стрижкой встретила Сашу доброжелательно.

— Так и стоит дом с той поры закрытый, милая, — вздохнула она, имея в виду мамину смерть. — Я уж твоему отцу звонила, спрашивала, не думает ли продать, не хочет ли сдать, но он сказал, что и думать о нём не хочет — пусть разваливается. Огород-то я сажу, чего ж земле бурьяном зарастать. Как при твой матери, царство ей небесное, с её позволения садила, так и сейчас вожусь на двух участках. Ну а дом, — она развела руками.

Дом и правда был запущен. Не в том плохом смысле, что прогнил и развалился — всё в нём осталось, как Саша помнила, как и было в последний мамин приезд. Только запылилось, заросло паутиной. За неуплату отключили свет.

— Дрова есть, сейчас печку тебе натопим, — бодро открыла соседка пыльную заслонку в трубе. — Ну а завтра сходишь в контору, заплатишь, тебя в тот же день и подключат, — показала она на тянущиеся вдоль улицы от столба к столбу провода. — И интернет тоже подключат, у нас тут всё проведено: интернет, телевидение кабельное.

Чего Саша не знала: сколько продлится её добровольная ссылка. А вот чем будет заниматься — знала точно.

Всем, к чем лежит душа.

Глава 26

Со светом всё вышло именно так, как соседка и сказала. Интернет тоже провели. Но последние дни октября установились такими солнечными и тёплыми, что Саша даже не заглядывала в сеть — целыми днями гуляла.

Тихие просёлочные дороги. С одной стороны бывшие колхозные поля, с другой — лес и озеро.

Саша подолгу сидела на берегу, подставив лицо по-осеннему мягкому солнцу, слушала шум деревьев, шёпот воды, дальнюю перекличку припоздавших птиц. Бродила по лесу, составляла нарядные осенние букеты, заполняя ими многочисленные бабушкины вазы. Собирала переспевшую ягоду, карабкаясь по склонам поросшего брусничником холма. Пешком ходила за покупками в центр или на железнодорожную станцию — встречать и провожать поезда. А в дождливую погоду, подогнув ноги и устроившись с книжкой в большом прабабушкином кресле, слушала вой ветра за окном и весёлое потрескивание дров в камине.

Она не считала дни, не заглядывала в календарь, не смотрела на часы и откровенно наслаждалась этой простой, незамысловатой жизнью, словно обретая себя.

Конечно, иногда Саша грустила, тогда она откладывала книгу и принималась перебирать прабабушкины сундуки с вещами, или устраивала генеральную уборку, трясла ковры, пылесосила книги в многочисленных шкафах.

Во время одной из таких уборок, неосторожно стукнув пылесосом, Саша неожиданно обнаружила в одном из старинных книжных шкафов с вырезанными по фасаду ангелочками потайной ящик. И пусть там нашлись всего лишь пожелтевшие от времени бумаги, стопка писем, заботливо перевязанная ленточкой, и тяжёлое жемчужное колье в три нитки на бархатной подкладке футляра, радости её не было предела.

Наверное, больше, чем книги, она любила читать письма, пусть это была всего лишь сухая деловая переписка Сашиной прабабушки с мужем, очень влиятельным человеком в Политбюро, и такая же строгая сдержанная переписка с дочерью (Саша понимала — цензура), это было такое удовольствие — читать строки, написанные дорогими ей людьми.

Сашина бабушка вышла замуж за дипломата и погибла вместе с мужем во время взрыва в посольстве одной из стран Южной Азии. Сашиной маме было десять, когда родители погибли. Её воспитала и вырастила бабушка. Она умерла, когда Саше ещё не исполнилось и года. И вот теперь её правнучка держала в руках письма — живые свидетели тех дней, когда Саши ещё и в планах не было.

Среди бумаг она нашла заботливо переписанное на отдельный лист стихотворение Ирины Снеговой и так часто его перечитывала, что выучила наизусть.

О, Господи! Все женщины мечтают,

Чтоб их любили так, как ты меня.

Об этом в книгах девочки читают,

Старухи плачут, греясь у огня.

И мать семьи, живущая как надо,

В надёжном доме, где покой и свет,

Вздохнёт, следя, как меркнут туч громады:

И всё как надо, а чего-то нет.

Есть нежность, верность есть, но ежечасно

Никто коротких, трудных встреч не ждёт.

Никто тебя за счастье, за несчастье,

Как зло, как наважденье не клянёт.

Не довелось… Вздохнёт, а тучи тают,

Горит закат на самой кромке дня…