От информантов в тюрьме “Ла Куэва” Эва узнала, что среди книг, которые читал и перечитывал Уго в камере, была и речь Фиделя Кастро, произнесенная в 1959 году, когда тот несколько часов выступал под палящим солнцем перед тысячами студентов, бешено аплодировавших ему и потрясенных героическими словами:

Для Уго уже само существование Фиделя было мощной опорой в его планах построения новой страны. И вот теперь, когда он стал кандидатом в президенты, судьба награждает его поездкой на Кубу! Чавес пакует чемоданы, застегивает лики-лики, надевает красный берет и в сопровождении неразлучного с ним Анхеля летит в Гавану коммерческим рейсом.

Самолет приземляется в Гаване, замирает на взлетно-посадочной полосе, и в салон поднимаются два высших офицера, которые желают побеседовать с подполковником Уго Чавесом. Тот чувствует волнение, встает и по-армейски отдает честь. Он не протестует, когда его под охраной ведут к дверям самолета. На самом деле Чавеса должны доставить прямиком на встречу с бородачом. Анхель собирается последовать за другом, но один из встречающих вежливо, но решительно останавливает его: подполковник Чавес выйдет из самолета первым и один.

Нет, это не две мужских руки сомкнулись в рукопожатии. Это была встреча двух душ-близнецов, которые вдруг нашли друг друга, – двух революционных душ и двух товарищей по борьбе. Оба, и хозяин и гость, спешат высказаться – они перебивают друг друга, расхваливают друг друга, цитируют политические высказывания великих борцов за свободу прошлых веков, то и дело упоминают имена Симона Боливара и Хосе Марти, говорят про обездоленных и беззащитных, а также про отважных борцов с империализмом. И разумеется – про ненавистные обоим правящие верхушки, которые грабят Латинскую Америку. Но ни Фидель, ни Уго не высказывают своего мнения о недавних событиях в их собственных странах. Подполковник Чавес, разумеется, не повторяет того, что заявил в одном из своих интервью Монике Паркер, назвав кубинский режим диктатурой, а Кастро словно никогда и не осуждал попытку военного переворота и свержения президента Карлоса Андреса Переса, который был его безусловным союзником и стал в конце концов даже другом. Фидель, как и государства, не имеет друзей, у него есть только определенные интересы. Ни Фидель, ни Уго не говорят ничего такого, что могло бы омрачить атмосферу, царящую на этой встрече, когда каждый старается произвести наилучшее впечатление. Они пока еще не знают, что эти улыбки, эти восхваления, эти шутки и обмен радужными планами станут теми семенами, из которых вырастет долголетний и прочный союз между отцом кубинской революции и его молодым последователем – и тот совсем скоро превратится в самого близкого и полезного ему политического сына. И эти отношения затронут миллионы людей и многие страны. Кому на пользу, а кому и во вред.

Как и предвидел Маурисио Боско, Чавес был восхищен патриархом латиноамериканских левых. Их встреча не только заставила Уго по-новому взглянуть на свою страну и на перспективы, которые открывал перед ней союз с революционной Кубой, но также изменила его взгляд и на самого себя. Беседа с Фиделем словно придала личности Уго планетарный масштаб. Старый кубинский лидер внушил Чавесу, что тому следует мыслить глобальными категориями, как всегда поступал сам Фидель. Недостаточно осуществить перемены лишь в одной стране. Надо изменить весь континент. А по мере возможности и весь мир. Мало того, ставить перед собой именно такие задачи – это сегодня не мегаломания, а историческая необходимость. Подполковник Чавес должен действовать и за пределами Венесуэлы – выступить в роли защитника всех угнетенных народов Латинской Америки и при этом действовать, разумеется, под руководством и при поддержке Фиделя Кастро.

Уго вернулся на родину с душой, пылающей революционным огнем. Его речи становятся более радикальными и агрессивными, и ни Анхель Монтес, ни кто-либо другой не могут его удержать. Он выступает против коррупции, разъедающей традиционные политические партии, против олигархии – этот новый для него термин Чавес теперь использует постоянно. Он настаивает, что надо решительно бороться с бедностью, неравенством, а также с империализмом – еще одно слово, с некоторых пор прочно вошедшее в его лексикон.

Не выходит у него из головы и следующее предупреждение Фиделя: “Будь предельно осторожен: ты можешь пойти очень далеко, но прежде тебя попытаются убить”.

Были времена, и не слишком далекие, когда вильянос считались хорошими людьми. Вильянос их называли потому, что жили они в вильясах – небольших поселках. Но как случилось и с другими словами, изменившими со временем свое значение, скромность и необразованность вильянос постепенно стали синонимами подлости, грубости и дурного нрава. Судя по всему, и сами вильянос не очень-то понимают, почему история превратила их в плохих людей.

Были и другие времена, уже более близкие, когда Гильермо Гарсиа тоже был хорошим человеком. Он родился и вырос в буржуазной семье, принадлежавшей к верхушке венесуэльских предпринимателей, но тогда страна была еще процветающей и демократической. Он получил юридическое образование, затем степень магистра в Школе бизнеса Гарвардского университета. Как и предначертано было ему судьбой, женился на красивой девушке из общества, у них родились три дочери. Семья считалась образцовой. Во всяком случае внешне. Он не лишал себя удовольствия время от времени переспать с юными “подружками”, хотя делал это, конечно, в большой тайне. Не прося у Бога чудес, Вилли годами управлял своими прибыльными предприятиями, что позволяло семье жить как в раю. И вот однажды случился один из тех банковских кризисов, которые основательно встряхивают страну. Кризис этот покончил со всеми его увлечениями и перечеркнул планы на будущее.

В Венесуэле регулярно, то есть каждые десять – двенадцать лет, происходило нечто подобное: начинали распространяться слухи, что в каком-нибудь крупном банке наметились проблемы, потому что его владельцы украли вклады клиентов или потратили их на кредиты себе самим либо другим фирмам, принадлежавшим им же, либо их родственникам, либо подставным лицам. Разумеется, отданные в кредит деньги испарились. Эти огромные долги, которые банк не мог себе вернуть, означали угрозу для сбережений вкладчиков данного банка. Слухи ширились и провоцировали “банковскую панику”, а она, в свою очередь, заставляла клиентов бежать из этого и других банков. Люди больше им не доверяли и хотели забрать свои деньги у банков, попавших в “плохую ситуацию”. Чтобы отдать вклады клиентам, банки – как рухнувшие, так и платежеспособные – вынуждены были немедленно вернуть все выданные раньше кредиты и не возобновлять те, срок которых заканчивался. Результаты бывали катастрофическими.

Пришел черед и Вилли. За считанные дни его фирмы попали в черные списки, и банкиры, когда-то бывшие друзьями всей его жизни, потребовали, чтобы он в самые кратчайшие сроки расплатился со всеми долгами, а он этого сделать никак не мог. Будучи опытным предпринимателем, он настаивал, чтобы ему дали время – то есть возможность платить частями, но ему в этом отказали. Вилли стал банкротом. Буквально за несколько недель он потерял дом в роскошном столичном районе Кантри Клаб, дома на побережье и в Майами, яхту и собственный самолет. Не сегодня завтра он мог оказаться с семьей на улице. И когда понял, что уже нет никакой надежды на спасение, к нему робко подошел начальник его охраны, оставшийся верным хозяину: