Хотя часы напоминают о скором начале торжественной церемонии и гости уже прибывают, а первая дама готова сопровождать его, Уго решает, что сейчас для него гораздо важнее праздника другое дело: сейчас чрезвычайно важно хотя бы на короткое время отдать все свое внимание библейской Книге Притчей Соломоновых, стихам Хосе Марти и речам Кастро. Гости ведь в любом случае не уйдут, не дождавшись его. Он хочет поразить их какими-нибудь замечательными изречениями, хочет услышать от них: “До чего мудрым человеком оказался новый президент! Блестящим, потрясающим, несравненным!”

Несмотря на волнение, с которым ему так трудно справиться, Чавес не может выкинуть из головы сказанную недавно фразу Фиделя. После долгого, изнурительного дня накануне принесения президентской присяги и уже почти под утро учитель и ученик встретились, чтобы поговорить наедине. Попивая виски “Чивас” – ему всегда отдавал предпочтение кубинский лидер, а теперь полюбил и венесуэльский, – Фидель задумчиво произнес:

– Именно в такие моменты стоит вспомнить великих людей. Для меня одним из таких великих был Ленин. Ему приписывают слова, великолепно передающие и то, что происходит сейчас здесь: “Бывают десятилетия, в которые не происходит ничего, и бывают недели, которые вмещают в себя десятилетия”.

– Замечательно сказано! – согласился Уго. – Истинная правда. Сейчас я сам чувствую нечто подобное.

– И ты должен использовать свой шанс, Уго…

– Постараюсь. Но мне нужна твоя помощь, Фидель.

– Ты ее получишь. Получишь, – пообещал наставник, пристально глядя на ученика и поднимая свой стакан.

И вот теперь, уже имея в руках всю полноту власти, Чавес размышляет над словами Фиделя, в то время как во дворец съезжаются самые высокопоставленные, самые выдающиеся люди. Главы государств, видные представители дипломатического, политического, военного мира, люди искусства, спортсмены, журналисты и предприниматели. Это событие звездного уровня. Тут присутствует его высочество принц Астурийский Фелипе де Бурбон. Министр энергетики США и генеральный секретарь Организации американских государств. Здесь при встрече дружески обнимаются колумбийский левый сенатор, женщина, чью голову украшает красный тюрбан, и активистка движения за права индейцев, облаченная в ритуальные одежды одного из племен Амазонии. А вот и бородатый Фидель, которого не спутаешь ни с кем, – сейчас он стоит рядом с доминиканским бейсболистом. Чуть поодаль скромно наблюдают за происходящим вновь обретенные, но уже ставшие очень близкими друзья Чавеса – Вилли Гарсиа с супругой. Она смотрит на все широко открытыми глазами и выглядит ослепленной и, судя по всему, совершенно ошеломленной увиденным. Она пытается завести разговор с красавицей Моникой Паркер. Уго велел непременно пригласить известную журналистку на инаугурацию: ему доставит удовольствие видеть ее и знать при этом, что присутствие на празднике для Моники – приказ, который она не посмеет проигнорировать.

Ожидание длится почти полтора часа. Гости в залах дворца начинают нервничать. Им кажется, будто с огромного портрета, занимающего всю стену, Симон Боливар наблюдает за ними. А трехметровые часы как будто с намеренной настойчивостью отсчитывают нескончаемые минуты, усугубляя тревогу собравшихся из-за отсутствия хозяина дворца.

Наконец появляются президент с супругой. Уго выпячивает грудь и восклицает с сияющей улыбкой:

– Шесть лет назад я попытался ворваться в это здание с помощью танков… И у меня ничего не получилось! – Гости не могут удержаться от смеха, даже Моника улыбается. – А теперь я наконец-то оказался здесь – благодаря отданным за меня голосам избирателей. Добро пожаловать в дом слуги своего народа!

Публика аплодирует так горячо, что сотрясаются Боливар на портрете, Иисус в нише и навечно поселившиеся здесь венесуэльские президенты девятнадцатого века на написанных маслом полотнах. За президентским приветствием следует музыка, общее ликование, исторические объятия и длинная очередь из тех, кто желает поздравить Чавеса.

На лицах президента и первой дамы сияют искренние улыбки. Правда, Элоиса не замечает, с какой настойчивостью ее супруг пытается подойти поближе к Монике и произвести на нее впечатление. Наконец он пользуется тем, что супруга оказалась в другом конце огромного зала, и отводит Монику от группы, где идет оживленная беседа. И опять опытная, умеющая владеть собой и ориентироваться в любой ситуации журналистка начинает заметно нервничать. Но Чавесу кажется, что смущает Монику его любовный натиск.

– Моника, в такой вечер королевой бала должна быть только ты. Я не отступлюсь, пока мы не будем вместе и ты не позволишь мне сделать тебя такой счастливой, какой до сих пор не делал и никогда не сделает ни один мужчина.

Она не находится с ответом и спешит вернуться в прежний круг друзей, где можно чувствовать себя в безопасности и где она участвовала в общем разговоре, пока новый глава Венесуэлы не решил ею заняться. Но никто ничего не заметил, и праздник продолжается. Президент и первая дама беседуют с гостями и ведут себя как королевская пара – пусть и в стране, где уже давно нет монархии. Со временем Элоисе суждено из любящей супруги превратиться в свирепую разоблачительницу Чавеса. А ему, хотя пока он и сам об этом не подозревает, предстоит сделать выбор между двумя Уго, живущими у него в душе. Как написал Габриэль Гарсиа Маркес после знакомства с венесуэльским лидером во время специальной встречи, устроенной Фиделем Кастро: “Меня вдруг потрясла неожиданная мысль, что я совершил путешествие и с удовольствием поговорил одновременно с двумя совершенно разными людьми. Одному неумолимая судьба дала шанс спасти свою родину. А другой был фокусником и ловким обманщиком, который может войти в историю как очередной деспот”.

Настоящее празднование – праздник после праздника, или афтерпати, – началось поздней ночью, когда высокочтимая первая дама, любезнейшие родственники и почетнейшие гости удалились. Некоторые покинули дворец не прощаясь, как предписано протоколом, – чтобы не прерывать пылкие и пространные беседы хозяина с многочисленной и жадно внимающей ему публикой. И каждому, даже тем, с кем Чавес только что успел познакомиться, он давал почувствовать, что их разговор носит исключительно личный, почти интимный и при этом безусловно дружеский характер. Молодой президент сумел очаровать всех, а его обещания приводили людей в восторг и вселяли в них надежды.

Слуги в большинстве своем тоже покинули зал, осталось лишь несколько официантов. Венесуэльцы, уже заперевшиеся по домам, были уверены, что утром проснутся в другой стране.

Фидель вел себя сдержанно. На протяжении всего праздничного вечера он не хотел показывать ни то, с каким большим волнением воспринял победу своего нового друга, ни уже связывавшие обоих близкие отношения. Он меньше других глав государств беседовал с Чавесом. Прошло тридцать с лишним лет со дня, когда он приехал в этот город за помощью – и получил отказ. Но, судя по всему, судьба вот-вот вознаградит его за столь долгое ожидание.

Поэтому, когда во дворце уже не было слышно ничего, кроме легкого шороха от движения секундной стрелки по циферблату, кубинский патриарх предложил Чавесу удалиться в кабинет и побеседовать о предстоящих Уго делах. В президентском кабинете Чавес в первый раз зажег очень красивую и очень старинную лампу, которой было не меньше трехсот лет. Фидель и Уго, оба Львы по гороскопу, уселись в резные кресла красного дерева и начали, как и положено Львам, рычать. С конного портрета на стене за ними молча наблюдал третий Лев. Уго почтительно поздоровался с Освободителем, а потом достал бутылку “Чиваса” и пару великолепных стаканов из хрусталя баккара. Налил в них виски, они чокнулись.