Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда мы едим бутерброды с колбасой, на берегу реки, Сережа имеет обыкновение съедать сначала хлеб, а потом колбасу, на мой вопрос отвечает просто:
— Люблю растягивать удовольствие, — и это звучит не как ответ на вопрос о докторской колбасе.
Я наблюдала, как его рука двигалась по моей ноге и отчего-то не стала его останавливать, хотя и понимала, к чему это ведет, когда рука Сергея поднялась по моему животу к груди и остановилась там, а наши губы встретились. Мы уже целовались до этого, когда-то давно, но сейчас это ощущалось по-другому, по большей части по-взрослому и в меньшей мере неправильным.
Я решила придушить червячок сомнения в своем сознании. И я, и Сергей были взрослыми людьми, без обязательств и обещаний. Во всяком случае, у меня точно не было никаких обязательств, поэтому я решила, что от небольшого или даже большого поцелуя ничего не изменится.
— Поехали ко мне, — услышала я.
Конечно, переводить отношения со своим другом детства на другой уровень не входило в мои планы, но почему бы не пересмотреть свои планы? Я почти уверена, что потепления климата не случится, если я… если мы… в конце концов, я взрослая женщина, и у моего тела есть потребности, поэтому, нервно смеясь, я отвечаю:
— Поехали.
Как оказалось, Сережа действительно любил растягивать удовольствие, во всем. Видимо, со времен наших невинных поцелуев у него была обширная практика, потому что секс с ним приносит удовольствие, но не приносит удовлетворение. Это довольно странно, что эти два понятия раздвоились в моем теле и, почти засыпая на соседней подушке с Сергеем, я вдруг воспоминаю «наркоман никогда не любит свой наркотик» и «давай попробуем», и «прости меня», параллели так легко складываются в моей голове…
Егор был влюблён в Лёльку, как я влюблена в Егора, когда я остаюсь один на один с собой — я вынуждена признать, что влюблена в него. Секс с Сережей доставляет мне удовольствие, но не приносит удовлетворение, и это мало зависит от внешности, техники или человеческих качеств, видимо, так же чувствовал себя Егор, когда пытался «пробовать».
В итоге он поступил почти честно… он же ничего не обещал, только просил попробовать… будет ужасно, если Сережа сейчас обманется так же, как я с Егором. Долго ворочаясь, я все же разбудила своего друга детства, мучимая угрызениями совести.
— Послушай, ты же понимаешь, что между нами… это… ну… не навсегда.
— Васька, ты как была чудачка, так и осталась.
— Понимаешь?
— Угу, давай спать.
— Дружеский секс.
— Ага, курортный роман, Васька, давай спать, чудачка ты…
На этом наш «большой разговор» можно было считать закрытым, потому что за две недели мы так и не вернулись к нему, по-прежнему проводя вместе дни, тогда к нам часто присоединялась Машка, и ночи, когда я получала удовольствие, но, к сожалению, удовлетворение по-прежнему обходит меня…
Дома же меня ждали мамины оладушки, её смешливые поддразнивания и бесконечные письма на электронной почте «прости». Я перестала считать эти «прости», когда количество перевалило за двести, я по-прежнему не могла открыть хотя бы одно письмо.
Так же мой сотовый разрывался от смс, которые я удаляла, не читая, потому что боялась чего-то. Мне было жалко своего невесомого и временного душевного равновесия и жалко Егора, который искренне пытался, но все время его равновесие было столь же невесомым, и он так и не нашел со мной удовлетворения.
Выглядывая утром в окно, я решила, что мое равновесие все же пошатнулось вместе с психикой и сейчас играет с моим зрением в странные игры. Потому что на старых качелях во дворе пятиэтажки, с бельевыми веревками и зелеными столами, где вечером собирались мужики играть в домино, я увидела высокую фигуру. Фигура сидела, широко расставив ноги, раскачивая себя на качелях, в замшевых мокасинах, перекручивая идеальными пальцами рук ремешок на часах, в цвет обуви.
Чтобы убедиться, что это все же мираж, а мне срочно требуется психиатрическое обследование, я сбежала вниз по лестнице с третьего этажа и буквально врезалась в колени в темно серых, почти черных льняных брюках, которые держались на широком ремне с причудливой пряжкой.
— Егор, — говорю я, но это звучит даже тише, чем шепот.
Глава 7
Ловя взгляд серых глаз я слышу «Господи», я слышу «Василина», я слышу «Это ты», я слышу «Прости меня, прости», когда уже не вижу глаз, а вижу только затылок и чувствую сильную хватку рук вокруг моей талии. Я понимаю, что лоб продавца упирается мне в живот, а сам он стоит на коленях, бормоча что-то, похожее на молитву, из которой знакомыми кажутся только слова «Василина» и «Прости».
Я читала несколько книг, где поверженный герой-любовник стоял на коленях перед своей дамой сердца, и даже смотрела какой-то фильм, но я никогда не представляла себя на месте этой дамы. К тому же, антураж для съемочной площадки был сомнительным — одно постельное белье, колыхающееся на утреннем ветру чего стоило, но я не могу поднять своего героя-любовника с колен, потому что он только крепче держится и жарче шепчет:
«Прости меня»
«Прости меня»
«Прости»
Пока в ужасе я не понимаю, что стою посреди двора, где прошло мое детство, в маленьком городке, передо мной на коленях стоит красивый мужчина, а я все еще остаюсь маленькой провинциальной девочкой, которая не понимает, что делать в такой ситуации.
Без сомнения, что-то внутри меня ликует, но неприятие ситуации в целом побеждает, когда я практически визжу:
— Встань!
Я слишком часто визжу в присутствии продавца… А должна бы