— Вы издеваетесь, полковник Ханкс. Но не послал ли Господь семь казней на Египет?

— Воистину. Жабы, кровь, язвы, огненный град, саранча и тьма. Я что-то пропустил. Как же сам Господь не сбился со счета? Гораздо проще послать одну голландскую оспу.

Дэвенпорт покрылся инеем:

— Вы злоупотребляете моим гостеприимством, полковник, богохульствуя у меня за столом.

— Ужасные люди эти голландцы. — Балти попытался немного отогреть атмосферу. — Хотя сыр они делают знатный. Мой зять, Сэмюэль Пипс, весьма важная персона в Морском управлении, говорит, что, возможно, скоро мы с ними опять будем воевать.

— Нас мало интересуют европейские стычки, мистер Сен-Мишель. Хотя, конечно, как верные подданные мы молимся за победу английского оружия. И за здоровье короля. Судя по доходящим до нас слухам о роскоши и наслаждениях, царящих при дворе, здоровье Его Величества подвергается немалым испытаниям.

Вошла индеанка со следующим несладким блюдом — каким-то розоватым пудингом, с виду совершенно безвкусным.

— Познаю-Бога, скажи, какова третья заповедь?

— Не кощунствовать.

— Очень хорошо. А шестая?

— Не убивать.

— Ступай, дитя.

— Весьма впечатляет, — сказал Балти.

— Да, она делает успехи.

— Вы знакомы с Метакометом, сахемом вампаноагов? — спросил Ханкс.

— Тем, которого прозвали «король Филипп»? Не имел удовольствия.

— Возможно, еще познакомитесь. У него есть присловье: «Когда пришли белые люди, у них была Библия, а у нас земля. Теперь у нас есть Библия, а земля — у белых людей».

— У наших квирипи есть и земля, и Библия.

— Да, вы с мистером Итоном были весьма щедры. Вы оставили им — сколько там? Тысячу двести акров их же собственной земли?

— Им больше и не нужно. Охотиться и ловить рыбу они могут и на нашей.

Ханкс улыбнулся:

— В самом деле, чего им еще желать? Жадность — один из семи смертных грехов.

— Квирипи искали у нас защиты от своих врагов — пекотов и мохеганов. Мы защитили их.

— Все отлично устроилось. Хотя после резни в форте Мистик они могут не бояться пекотов.

— То была война, полковник.

— В самом деле. Притом освященная Богом. Как написал капитан Андерхилл в своей прокламации, «нам достаточно света от Слова Божия, чтобы действовать». Интересно, хватало ли ему света от Слова Божия, чтобы действовать против сиваноев и ваппингеров у Паунд-Ридж. Еще семьсот душ индейцев, сожженных заживо. Видимо, Всевышний не до конца очистил эту землю, приготовляя путь англичанам. Упущение с Его стороны.

— Вы оскорбляете, сэр. — Дэвенпорт побагровел.

— Простите меня. Я родился в Новой Англии, мне недостает английских манер.

Дэвенпорт поднялся:

— Мистер Сен-Мишель, прошу меня извинить. Мне нужно готовиться к завтрашней проповеди. Надеюсь увидеть и вас.

— Вы были грубоваты со старичком, — заметил Балти. — А еще говорили «повежливей». Вы были примерно так же вежливы, как осадный таран.

— Я не терплю определенный вид лицемеров.

— Обед ужасный. А эта бесконечная молитва перед едой! Я думал, владелец тринадцати каминов может позволить себе приличного повара. Идем, а то вы весь кипите. Выпьем, чтобы вы не вскипели окончательно.

Они пили ром с пивом в «Приюте цареубийцы».

— Значит, старый стервятник достал вас до печенок, — заметил Балти. — Ну и ну. Оказывается, у полковника Ханкса в броне прореха. Хайрем Ханкс, оказывается, все же человек. Хвала Господу. Ну что, еще по одной — и на боковую?

Ханкс ушел в собственные мысли:

— Мы их найдем. Клянусь Богом, мы их найдем.

— Кого?

— Судей.

— Так мы же для этого сюда и приехали?

— Теперь — да, — загадочно сказал Ханкс.

Наутро Ханкс, страдающий похмельем, объявил, что не намерен вместе с Балти идти слушать проповедь Дэвенпорта по случаю дня Господня; более того, что он охотней послушал бы проповедь Калигулы о добродетелях.

— Но сегодня ведь и правда день Господень, — сказал Балти. — Судя по вашему виду, вам это не повредило бы.

— В жопу день Господень.

— Как пожелаете. Но таверны сегодня закрыты. Что вы намерены делать?

— Охотиться.

— Это уж точно запрещено по воскресеньям. Все запрещено. Пока вы храпели, я пошел вниз попросить у служанки горячей воды для бритья. И знаете, что эта замараха мне сказала? В день Господень не дозволено бриться. И гулять. И помоги вам Господь, если вас увидят бегущим; разве что бежите вы в церковь. Эта стерва тут же добавила, что готовить сегодня тоже нельзя. Так что горячего ужина нам сегодня не видать. Ах да, мести пол и застилать постели тоже запрещено. Я спросил ее: «А умирать со скуки? Это-то в день Господень можно?» Она на меня оскалилась. Какие веселые воскресенья в Нью-Хейвене. На кого же вы собрались охотиться?

— На судей.

— О. Я уверен, что и это запрещено, причем не только сегодня. Кстати, а что вы имели в виду вчера ночью, когда я сказал, что мы сюда для этого и приехали, а вы ответили: «Теперь — да»?

— Не помню. Я был пьян.

— Я тоже был пьян. Но я-то помню. Должно быть, еще одна из ваших тайн, черт бы их побрал.

— Не смейте сквернословить в день Господень.

Балти отправился в дом собраний, стоящий на общинном лугу Нью-Хейвена. Встречные пронзали его холодными взглядами. На него показывали пальцами, как на зачумленного. Неужели Дэвенпорт и Лит за ночь вывесили плакаты с портретами Балти и Ханкса, чтобы оповестить жителей города? Был прекрасный весенний день, но в атмосфере ощущался явственный холодок.

Дом собраний был битком набит. Балти стоял в дальнем от кафедры конце, у двери, как нищий, у которого нет денег на сидячее место.

Вошел преосвященный Дэвенпорт и поднялся на кафедру. В руках у него была та же Библия, которую он вчера читал дома.

Балти впервые оказался в молитвенном доме новоанглийских пуритан. Он был воспитан в гугенотской вере и привык к простому убранству церквей. Но эта была как-то агрессивно не приукрашена. Не было даже вазы с цветами, чтобы добавить нотку тепла или напомнить людям, что за этими мрачными стенами земля бурлит жизнью, пробуждаясь и расцветая по весне. Неужели цветы тоже запрещены в воскресенье? Где это в Библии сказано, что день Господень должен быть уныл и безрадостен? Разве там не говорится, что Господь любит цветы? Лилии долин. А в этой церкви согреет разве что упоминание об адском огне.